Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
«вас, турках»?
Но продолжила спокойно:
– Дело не в религии, а том, что цепь длиной в пять тысяч лет прервется на его дочери. Вот из-за чего отец расстроен.
Внезапно Фрида напомнила Исмаилу старшую сестру Баисе, когда она поучала его, и ему сделалось тоскливо. Он пожал плечами, словно желая показать, что ничего не понимает.
– Что за цепь? Что может прерваться? Ведь у твоего отца нет никаких доказательств, что парень не еврей, только подозрения… И дело в этом! И все беды в мире – от такого образа мыслей и от таких идей.
– То есть ты винишь евреев в том, что в Германии над ними сейчас издеваются, притесняют и унижают, и сами евреи виноваты в том, что в Российской империи были погромы? По-твоему, консервативное сознание навлекает на евреев все эти беды?
Голос Фриды дрожал и звенел.
Исмаил осознал, что они на пороге большой ссоры, и, хоть это было и не в его характере, примирительно сказал:
– Успокойся, пожалуйста! Разве я так говорю? Я говорю, что такой образ мыслей слишком жесткий и может принести людям только несчастья. Ты лучше всех знаешь, насколько я против Гитлера и его нацистских законов.
Упоминание Гитлера повернуло спор молодых людей совсем в другую сторону, они принялись обсуждать свои наблюдения касательно войны.
Исмаил втайне радовался, что они все же не поссорились. Они свернули на улицу Каллави и подошли к пансиону.
Садык сказал, что женится на той девушке, «которая крепко привязана к нашей религии, к ценностям нашего народа, к нашим традициям и обычаям»…
Перед дверью он жарко поцеловал Фриду в губы и, словно бы специально желая воспользоваться царившей вокруг кромешной тьмой, обнял ее крепче обычного, может быть, даже немного грубо.
Фрида торопливо отстранилась. «Спокойной ночи», – сказала она и мягким, но решительным движением закрыла дверь прямо у Исмаила перед носом.
Декабрь 1940, Султанахмет
Взволнованный после поцелуя с Фридой, Исмаил, сам того не замечая, не шел, а летел и быстро оказался на площади Таксим, где на ходу запрыгнул в трамвай, фары которого тоже были закрыты маскировкой.
Дорогой он думал об их отношениях с Фридой, хотя это было для него непривычно. Что значила для него эта девушка? Чем все это кончится? Ясных ответов на эти вопросы у него пока ни в мыслях, ни в сердце не было. Очевидно было одно: до знакомства с Фридой он и поверить не мог, что способен к кому-то так привязаться. Он уже не представлял жизни без нее, а все прежние годы, когда он ее не знал, казались ему теперь какими-то ущербными. И дело было не только в самой Фриде. Она открыла ему дверь в неизведанный мир; она жила по незнакомым ему обычаям и традициям, обожала классическую музыку, любовную лирику Пушкина, стихи которого она мастерски переводила на турецкий: писала на клочках бумаги и клала ему в карман рубашки…
Он снова вспомнил слова Садыка об обычаях, традициях, о религии; неужели эти вещи смогут отдалить их друг от друга, неужели они станут пропастью между ними? Он вспомнил, каким холодным и злым голосом Фрида говорила о погромах и о прерванной цепи рода и какой чужой и далекой показалась ему в тот момент…
Черт бы побрал этого Садыка с его болтовней! Только его советов еще не хватало, как ему, Исмаилу, жить! Еще слишком рано принимать решения об их с Фридой совместном будущем. Слишком много идей и планов, которые нужно уместить в предстоящие годы. Прежде всего – карьера врача.
Он свернул на одну из улочек, упиравшихся в площадь Султанахмет. Сразу за поворотом, посреди заросшего сада стоял деревянный особняк, выкрашенный белой краской, куда они недавно переехали. Исмаил остановился.
«Какой он красивый снаружи, и только мы знаем, какая это развалюха на самом деле», – подумал Исмаил, доставая ключ и вставляя его в скважину латунного замка с дверным молотком. Он вошел в прихожую, заставленную обувью домочадцев, вдохнул полной грудь привычный домашний запах жареного лука с маслом, циновок, старой мебели. Он несколько раз громко постучал в одну из многих дверей, выходивших в прихожую. Почти сразу открыла мать:
– Входи, сынок, добро пожаловать!
Исмаил оставил ботинки, вошел в комнату, наклонился к матери и нежно расцеловал в обе щеки.
– Рад тебя видеть, мама! Как отец? Сильно кашлял сегодня?
По короткому узкому коридору они прошли в довольно просторную гостиную с высоким потолком, окна которой выходили на улицу.
Их семья занимала в особняке селямлык, мужскую половину, которая когда-то предназначалась для приема гостей, где от былого великолепия осталась только старая ветхая мебель; затейливая резьба на потолке, резные перила старой скрипучей лестницы и узорчатый дубовый паркет создавали своеобразный контраст с общим запустением, и Исмаил подумал, что отсюда тоже нужно уехать как можно скорее.
– Нам нужно перебраться в обычный многоквартирный дом, как только появится возможность! Жизнь в старинном особняке ничего, кроме трудностей, не дает!
По периметру гостиной стоял длинный старинный седир, покрытый тканью в цветочек; на седире сидели отец и Баисе. Исмет сидел на полу, скрестив ноги, и что-то читал. Посреди комнаты стоял мангал, от которого тянуло приятным теплом. Только теперь Исмаил снял с себя пальто.
– Погреть тебе немного супа? – предложила мать.
– Не хочу, спасибо, мама. Я поел по пути, – отказался Исмаил. Он бросил взгляд на отца, который с утра сидел на одном месте, как и в предыдущие дни. У Исмаила тоскливо заныло сердце. Казалось, отец даже не собирается вставать с тахты, так и будет сидеть на ней вечно, с четками в одной руке и сигаретой в другой.
Асим-бей почувствовал на себе взгляд сына и хотел было что-то сказать, но его сразил сильный приступ кашля, резкого, сухого, гулкого, от которого чуть не рвались легкие. Казалось, он сейчас задохнется.
– Постой, отец, не волнуйся только! Не сгибайся, ты так только затрудняешь себе дыхание. Попытайся остановиться. Исмет, принеси воды, быстро!
Исмаил почувствовал, как его охватывает паника, и тут же рассердился на себя. Ему удалось справиться с волнением. Он наклонился к отцу, положил ему руки на ребра и начал разминать спину, пытаясь заставить отца расслабиться. Только сейчас он заметил, как отец исхудал. Кости можно было пальцами пересчитать.
Наконец приступ закончился. Лицо и глаза Асим-бея сильно покраснели. Исмет принес воду, и отец опасливо сделал несколько глотков, опасаясь нового приступа.
– В этом году никак не проходит, – с трудом выговорил он.
Исмаил хотел было ответить, но не смог. Он подошел к Баисе, которая
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
