«Правда», «Известия», «Труд».
На его счастье, некий Дмитрий Туженцов написал об этом визите очерк, где процитировал геолога Николая Михеевича Замаева, который очень забавно рассказывал генсеку об истории Бухтарминского края. Журналист особо отметил, что сам Замаев из семьи потомственных горнорабочих, живущих в этих краях с незапамятных времен.
Как только Троеглазов увидел отчество – Михеевич, – его как током стукнуло. «А что, все возможно, – прикидывал он, просматривая ксерокопии старых газет, – вдруг это тот самый Михеич, о котором говорил Меженков?»
Долго раздумывать Троеглазов не стал – собрал походную сумку и помчался в аэропорт. Но оказалось, что улететь так просто в этакую глушь не получится. Сначала пришлось лететь самолетом до Барнаула, затем нанимать водителя, который согласился 600 км везти его до областного центра – города Усть-Каменогорска, который к тому же теперь находился в другом государстве, в Казахстане. Правда, для перемещения по этой республике визы, к счастью, не требовалось, но на таможне пришлось постоять. А так хотелось поскорее добраться до этого (или не этого?) Михеича.
Однако разыскать Замаева оказалось куда сложнее, чем добраться до конторы некогда существовавшей Бухтарминской ГРЭ. Теперь в этом здании расположился торговый центр и распивочная «Шайхана», что в переводе означало «чайный дом». Словоохотливая хозяйка с потрясающим именем Карлыгаш подсказала, что информацию о деятельности геологоразведочной экспедиции можно получить официальным путем через городской акимат, а можно поспрашивать в городском краеведческом музее. Второй вариант Троеглазову показался более подходящим.
Действительно, директор музея Татьяна Владимировна рассказала ему много интересного. Более того, сообщила, что известный в свое время геолог Замаев – носитель громкой, если не сказать знаменитой фамилии, давно уже стал местной знаменитостью совсем другого рода – этакий городской юродивый, окончательно спившийся и опустившийся. Живет где-то за городом, в маленьком домике-лачуге, поскольку свою квартиру давно продал и пропил. Вот такая печальная история…
Татьяна Владимировна посоветовала Троеглазову побродить по окрестным пивнушкам и поспрашивать у местных алкашей, как можно найти «старого бергала». По фамилии его уже не все помнят, а по прозвищу поймут, о ком идет речь.
…Когда он подошел к покосившейся калитке, с большим трудом удерживающейся на одной петле, и увидел домишко, скорее напоминающий собачью конуру, чем жилище человека, сердце его сжалось. Это до какого же состояния нужно дойти человеку, чтобы в старости жить в такой развалюхе? Домишко врос в землю почти по самые окна, ставни и двери были наполовину сгнившими и проедены не то короедами, не то временем почти до дыр. Сколько же лет было этому дому, если он смог дожить до такой глубокой старости и не развалиться? Лет сто, наверное.
Троеглазов с трудом открыл насквозь проржавевшую калитку. На скрип из окошка, в котором вместо стекол были вставлены картонки, выглянул седой косматый человек с такой же седой и всклокоченной бородой. Через минуту он уже стоял у двери в свое жилище. Молча махнул рукой, приглашая войти.
Троеглазов, с трудом преодолевая чувство брезгливости, проследовал за хозяином. Но внутри дома обстановка была совсем другой. Железная, пусть и ржавая, кровать была застелена бывшим гобеленовым покрывалом. Две вполне сносные табуретки стояли возле большого не то ящика, не то сундука, покрытого газетами и какой-то серо-буро-малиновой тряпицей, выполняющей роль скатерти. На этом импровизированном столе стоял стакан и солонка.
Владлен Алексеевич молча поставил на стол бутылку водки, что вызвало на довольно хмуром лице хозяина дома некое подобие улыбки. Затем извлек из сумки палку колбасы твердого копчения, баночку красной икры и банку маринованных огурчиков.
– Вот только хлеба купить не догадался, – извиняющимся тоном сказал Троеглазов.
– А у меня сухарики имеются, – довольно бодрым для своих лет голосом ответил хозяин и стремительно бросился к окну, где стояла картонная коробка, прикрытая пожелтевшей газетой.
Он пошуршал там недолго и извлек из коробки почти чистый стакан, два сухаря из черного хлеба и несколько перьев зеленого лука. Поставив стакан на стол и положив туда же лук с сухарями, заметил:
– Ну, просто натюрморт получился. Вы не находите?
– Нахожу, жаль только, что мольберта с красками не прихватил, – пошутил Владлен Алексеевич, чем вызвал приступ смеха у старика.
– На художника вы не похожи. Вы человек деловой, а не творческий. Точнее сказать, скорее технарь, чем гуманитарий.
– А почему вы так решили?
– Да вы присаживайтесь, присаживайтесь! Табуреточки у меня надежные, не картонные. А то, право слово, любезностями обмениваемся, когда на столе такая красотища имеется…
Седой бородач взял Троеглазова за руки чуть выше локтей и усадил на табуретку. Сам пристроился рядом и тут же взял бутылку в руки. В мгновение ока вскрыл ее, поднес к носу, понюхал, как будто это была не водка, а французский одеколон.
– Нектар! Амброзия! Давайте-ка за знакомство выпьем. Как вас, голубчик, звать-величать?
– Троеглазов Владлен Алексеевич. Ваше здоровье! – Он поднес стакан, который потомственный бергал наполнил лишь наполовину, к его стакану, чокнулся и залпом выпил.
Бергал, напротив, водку пил не спеша, с наслаждением.
– Замаев Николай Михеевич, будем знакомы. Каким же ветром вас занесло в наши пенаты? И с какой надобностью?
– Даже затрудняюсь вам ответить, – переняв манеру хозяина лачуги изъясняться несколько витиевато, Троеглазов слегка задумался, как будто подбирая подходящие слова. – Я, собственно, давно уже мечтал с вами познакомиться. С тех самых пор, как мне про вас рассказал мой большой друг и наставник Николай Иванович Меженков.
– Коля? Меженков? Ах вот, значит, как! – По лицу старика пробежала тень. – Что же сам-то не приехал?
– Он погиб. Много лет назад.
– Как это произошло? Несчастный случай?
– Да. Он руководил Самошинской ГРП. Поехал за оборудованием, а водитель уснул за рулем. Машина врезалась в дерево. Водитель всмятку, Меженков успел выпрыгнуть, но сильно ударился головой о камень. Меньше суток прожил… Но пришел в сознание и кое-что мне передал.
– Передал-таки? Не унес с собой в могилу. Ну-ну…
Старик замолчал. От его напускного радушия не осталось и следа. Он как-то вдруг посмурнел. Внимательно, оценивающе посмотрел в глаза Троеглазову. Тот спокойно выдержал тяжелый взгляд старика.
– А вы, похоже, не очень расстроились, узнав о его гибели?
– Мне уже все равно. Я давно вычеркнул из жизни все то, что меня связывало с этим человеком, которого я долгое время считал своим другом… близким другом.
Старик замолчал. Протянул руку к пачке «Парламента», которую Троеглазов вытащил из кармана джинсов. Не спрашивая разрешения, достал сигарету. Владлен Алексеевич мгновенно щелкнул «Ронсоном», так как понял, что старик готов рассказать ему что-то очень интересное.
– Неужели он что-то кому-то обо мне рассказывал? И главное – что? – задумчиво произнес он, глядя Троеглазову прямо в глаза. –
