удавалось без особых проблем, то «безобидный» наркобизнес, развернутый мной в университетских стенах вызывал слишком много вопросов.
– Смотри, осторожней, – посоветовал мне однокурсник, великочиновничий отпрыск Вова Барышник – барыжничеством, впрочем, не промышлявший ни дня, – за тебя пацаны уже интересовались.
– В плане интересовались?
– Ну, говорят, а у вас че, Марк на факультете барыга? Я говорю, нет – он помочь может, но ни копейки с этого не наваривает.
– Забавно. Спасибо, что предупредил, – поблагодарил я и вдруг осознал, что лавочку пора прикрывать.
***
Днем позже, я болтался с пацанами у Макса. Погода, для конца октября, выдалась отличная, и люди высыпали из кафе на улицу. Из открытых окон огромного внедорожника с хромированным кенгурином и крутящимися дисками доносилась лезгинка – не слишком громко – скорей для антуража, нежели чтоб танцевать. Лучшие люди со всей России с суровыми детскими лицами (иные, правда уже в бороде) петочились небольшими группками, издавая восторженные звуки, обнимаясь и, время от времени, переходя из одного кружка в другой.
– Короче был на Нальчике один нарик, Фрунзиком звали, – начал рассказывать Муслим, когда смолк очередной «ауоу!» – такой вообще, совсем бедолага – килограмм сорок, наверное. И, один кон, идем с пацанами по району, тут видим – он на углу валяется. Весь, короче, в грязи, в тягах под гердосом. Ну, я ему – оу, Фрунзик, а-ну приколи, чо самое главное в жизни? Он в моменте не потерялся, приподнимается на локте и так мне заряжает: самое главное, братуха, в жизни – это ярость – попутаешь, говорит!
Я уже слышал эту историю накануне и до того, но всякий раз радовался ей как ребенок. Вот и тогда я разделил с присутствующими благодушный смех – одной рукой обнимая Муслима за плечо, другой поглаживая свой живот – когда заметил выходящего из Макса тощего мажора – придурка с прической как у Бивиса. Он тоже заметил меня и остановился на секунду в раздумье – видимо, оценивая стоит ли врываться в эпицентр собравшегося на углу общества – но все же решился и направился в мою сторону. Поприветствовав присутствующих – знакомых и не знакомых (случайно пропустив хоть одного человека он рисковал остаться без зубов) – чувак смущенно выдавил:
– Слушай, тут к тебе дело есть…
Смекнув, о чем пойдет разговор, я извинился перед собравшимися (чем нивелировал второй взрывоопасный момент – секреты от пацанов):
– Не обессудьте, пацаны, на пару слов отойдем.
Переместившись немного в сторону и заранее понимая, о чем пойдет речь, я задумал небольшой спектакль.
– Че, можно гаша-то у тебя замутить? – предсказуемо поинтересовался мажор.
– Ты ебанулся, фраер? – ответил я вопросом на вопрос.
– В плане? – недоверчиво улыбнулся он, решив, что я его разыгрываю.
– Ты какое из слов не понял?! – повысил я голос, чем привлек к нам внимание, – ты че, барыгу во мне увидел?!
– Блин, ну ты ж мне мутил уже!
– Вот оказывается кто за меня слухи распускает?! – взревел я и толкнул его в грудь, – тебе, гондон, один раз помогли, а ты хуйню за меня трепать начал?!
Два десятка носов, учуяв, что запахло жаренным, молниеносно повскакивали с корточек и обступили нас со всех сторон. Забавно, но есть люди, которые прибегают на кипеш быстрее, чем на пожар.
– Вай-вай-вай-вай-вай-вай… – нагнетая обстановку, шуршали вокруг два десятка глоток.
– Ты че, творишь?! – рассердился было мажор.
– В плане «творишь», падла?! – я спустил ему леща, – я тебя вообще обоссу щас.
Мажор вытаращил глаза.
– Ты, гондон, ты в ком барыгу увидел?! Ты в моем кенте барыгу увидел?! – вклинившись между нами, набросился на него щуплый невысокого роста парень в плотных вельветовых брюках и воздушной льняной рубашке с коротким рукавом.
Признаться, я страшно удивился такому повороту. Не выше ста шестидесяти сантиметров, носатый, с огромными ушами, он чем-то напоминал диснеевского слоненка Дамбо – только злого. Конечно, я припоминал, что его зовут Мини-Гера – но это было все, что я успел узнать о нем за пару рукопожатий, коими ограничивалось наше знакомство. Уже потом выяснилось, что Мини-Геру на самом деле звали Гераклом – его родители, греки из Минеральных вод, мечтали вырастить богатыря, но, как следует из приставки «мини», у природы были на этот счет другие планы.
Прежде чем произошло бессмысленное кровопролитие, в разговор, стремительно переросший в терку, вмешался Муслим. Он отстранил разгорячившегося Геракла и, по-отечески приобняв мажора, стал уводить его в сторону, попутно приговаривая:
– Иди, васечек, своей дорогой, пока ветер без камней.
И тот ушел, радуясь, что не обоссали.
5
Лицо Нарека было испещрено угревой сыпью и глубокими рытвинами; дешевая аккуратная стрижка подчеркивала скошенный затылок олигофрена, а безвкусная одежда довершала печальный образ ботаника. За спиной он всегда таскал деревянную палку – рукоять швабры или типа того – он вроде занимался какими-то единобоствами в одной из университетских секций – уж не знаю насколько успешно. Так или иначе в драках он замечен не был, зато на лекциях и семинарах всегда оказывался на виду. Единственное, что отличало Нарека от классических ботаников – так это оценки. Несмотря на аккуратную посещаемость занятий и декларируемую тягу к знаниям, учился он на одни тройки. Он был тупой.
Муслим, Гнус и я курили на улице возле малого входа в первый гум. День близился к вечеру и по всему было ясно, что пора разъезжаться по домам, но чтобы уехать со спокойной душой, мне не хватало какого-то финального аккорда.
– Смотри, че за бедолага почесал? – зевнув, указал я на смешного крепыша, гусиной походкой семенившего мимо корпуса.
– А это Нарек – он больной, – равнодушно ответил Гнус, – мы с ним в одной школе учились.
– Да ну нахуй?
– Ну, да. Он, кстати, кавказцев очень боится.
– Он же вроде сам черный? – удивился Муслим.
– Сейчас покажу, – деловито ответил Гнус и быстрым шагом направился в его сторону, – эй, Нарек! Здорова!
– Привет! – остановившись, ответил Нарек несколько недоверчиво.
– Помнишь меня? – подойдя вплотную, поинтересовался Гнус.
– Ну, да.
– Ты в МГУ теперь учишься?
– Ага.
– Слушай, хочу тебя кое с кем познакомить, – с трудом сдерживая смех, объявил Гнус, – Муслим, иди сюда!
Увидев приближающегося Муслима, Нарек явно запаниковал и, не сказав ни слова, развернулся и стал уходить.
– Эу, братское сердце! Куда ты? – окликнул его Муслим.
С опаской обернувшись, Нарек испуганно вытаращил глаза и перешел на галоп. Через несколько секунд он уже скрылся за углом корпуса, оставив нас одних надрываться от смеха.
