— Ни хрена себе, — как в детстве, изумился Серый и даже постоял какое-то время с открытым ртом.
Он ничего не понимал.
Откуда — ухо? Что это? Зачем? Нет, не зачем — почему? Нет, не почему…
Серый вдруг почувствовал острое желание поделиться своим открытием с другими. Рассказать, показать. Афганцу, Челло, Индусу, да даже Малому. И когда все всё узнают, встать вот так толпой над могилой, которая теперь скорее яма или как там археологи называют — раскоп? Во, встать над раскопом и обстоятельно, не спеша, обсудить — чё-почём, хоккей с мячом, откуда эта хреновина взялась в земле и что она тут обозначает своим присутствием.
Хотелось сопричастности и ясности. Гласности и… и вообще. Признания. «Вот ты молодец какой, такую хрень нашёл!»
Хотя Серый и так, без гласности, понимал, что ниже и правее уха должна быть голова. Точнее, она там есть — он обкопал ухо по краю и потыкал лопатой под ним — звенит, есть контакт. И получалось, что если ухо примерно полтора метра в длину и метр в ширину, то голова в диаметре… метра четыре!
Здоровенная, короче, голова. Как флинтовский джип «Ниссан-патруль», на котором Сынуля с девками приезжал. Здоровенная — и вся из меди. Или из бронзы. Серый на мгновение задумался — сколько это будет денег? Цены на цветмет он знал, знал и то, что бронзу на Приёмке берут дороже всего. Но понять, сколько килограмм… да какие там килограммы, сколько тонн бронзы в обнаруженной голове, Серый не мог. Мозги зашкаливали. Ясно было только, что много.
Очень.
«Коттедж, наверное, можно построить, — подумал Серый. — С гаражом. И этой… лужайкой. Шашлыки жарить чтобы иностранные…»
Сейчас все в Средневолжске, да и во всей стране, хотели построить коттедж. Чтобы как в Америке. Но с шашлыками. В Америке шашлыков нет. Там барбекю. Обжигают мясо на огне и жрут с кровью. Челло рассказывал, что обычай употреблять мясо с кровью пришёл в Штаты из Европы, а там появился потому, что раньше дров не хватало — все леса принадлежали королям и всяким герцогам.
Серый на мгновение представил себе Средние века, промозглый, сырой денёк где-нибудь в Бургундии, и себя, французского крестьянина, у которого нет дров пожарить мясо на обед. Он оглянулся и посмотрел на кучу старых досок, сваленных у будки Афганца. На них можно было жарить мясо неделю. Не, скорее две недели. «Дураки они, эти французы, — подумал Серый и усмехнулся. — Дрова можно найти. А на крайняк всегда можно у соседа от забора пару досок оторвать».
Тут он понял, что уже довольно давно стоит просто так и ничего не делает. А дел на самом деле у него дофигища, потому что, во-первых, нужно закопать ухо. Ну, не закопать, а присыпать землёй, чтобы не видно было. Во-вторых, срочно копать новую могилу для Стёпы, причём настолько срочно, чтобы успеть до ночи. В третьих, раскоп с ухом нужно замаскировать… Теми же досками или… Серый снова оглянулся и нашарил взглядом шершавые, пупырчатые листы шифера, сложенные возле досок, там, где стояла ржавая ёмкость для полива давно уже не существующих грядок. Доски были слишком короткими и с гвоздями, а вот шифер, пусть и колотый, подходил в самый раз.
Снова пошёл дождь. Он стал для Серого как сигнал к действию. Скоро проснётся Афганец и нужно сделать всё до этого счастливого мгновения, иначе… Серый представил, что будет, когда Афганец узнает, что на участке лежит несколько тонн бронзы — и рот наполнился горечью, а в глазах потемнело.
Сорвавшись с места, он бросился к раскопу и торопливо забросал ухо мокрой глиной. Спрыгнул вниз, тщательно утрамбовал глину сапогами, вылез и, воровато пригибаясь, на полусогнутых ногах, побежал к будке за шифером.
После того, как над перекрытой листами шифера ямой возник глинистый холмик, Серый, даже не останавливаясь на перекур, взялся за рытье новой могилы. Он больше не думал об усталости, о справедливости, не прислушивался к себе… Впервые в жизни он делал что-то не потому, что это нужно кому-то, не потому, что так положено и даже не потому, что его об этом кто-то попросил.
Нет, Серый работал на себя.
Это было очень необычное чувство, новое, незнакомое, непривычное — оказывается, прикольно не только бухать или, как сейчас стали говорить, «отдыхать» с друзьями, не только зажиматься с телками по скамейкам после танцев в парке, не только получать деньги за работу, заказанную чужим дядей.
Прикольно и вот так — пахать, чтобы потом получить много денег в одно рыло. Сам на сам. Это было… сладко — ощущаться себя начальником. Шефом. Боссом.
Главным.
«Ларёк открою, — думал Серый, кидая лопату за лопатой. — На вокзале. Или в центре, где площадь. Там всегда народ толчётся, даже ночью. Афганца — на хрен, алкаш конченый. Малого тоже, он мудной. Индуса экспедитором можно, товар возить. Челло торговать посадить… Не, Челло тоже на хрен. В ларёк надо тётку сажать, старую, лет сорок что бы, с семьёй, с детьми. Такие не свалят, если чё. Тётя Наташа, Кирдышкина матуха, в самый раз будет. И всё, аля-улю, бизнес пойдёт. А когда эти… дивиденды насыплются, можно второй ларёк, на «Пятнашке». Или на Южном. А лучше два. Машину куплю… Джип жрёт много, простую тачку, «девяносто девятую» возьму. Вишнёвую, тонированную, как и думал. Видик куплю и телик большой, «Панасоник». К Клюкве приеду утром, посигналю. Она такая в окно выглядывает — я стою с цветами возле тачки. Привет, мол, поехали кататься. И всё… Дом в Буржуйском посёлке построю, на «Двенашке»… Поженимся…»
Тут разогнавшиеся было в галоп мысли Серого как-то притормозили свой стремительный бег — ему стало скучно думать дальше. Там всё было понятно — спиногрызы, шёлковые занавески, велюровый диван и вдалеке серебряная свадьба. Просто жизнь, нормальная, богатая и правильная. На Кипр ещё можно съездить. Или в Турцию. Там, оказывается, круто, по телику показывали.
Но всё это — потом, потом. А сейчас главное — не упустить Клюкву. То, что она трахается с Сынулей, это понятно. Серый уже много раз говорил себе: она свободный человек, что хочет, то и делает. Как в Америке. Он вон тоже не святой, и Светка с «Огонька» готова с ним встречаться хоть вот прямо сейчас, да и Лунёва тогда, после «свадьбы» в гараже у Индуса довольна осталась, предлагала повторить как-нибудь…
* * *
Серый воткнул лопату в кучу глины и шумно выдохнул. Дождь окончательно прекратился, ветер растаскивал облака в разные стороны как машины после аварии на перекрёстке. Вечерело. Похожее на крышечку от кефира полосатое солнце медленно заваливалось к горизонту, но до темноты оставалась еще пара часов.
От Серого валил пар, он давно уже стянул куртку и остался в одной рубашке, промокшей от дождя, высохшей — и снова промокшей, уже от пота.
Новая Стёпина могила, как он не старался, как не рвал жилы, была готова едва ли наполовину. Серый понял, что без помощников не справится, иначе придётся работать ночью, в темноте. Ларёк у вокзала и Клюква того, конечно, стоили, но…
Серый просто заманался. От усталости у него даже зазвенело в ушах, ослабели ноги и перед глазами поплыли какие-то разноцветные пятна. Хотелось пить, курить, да и есть, конечно. А больше всего хотелось лечь. Он вспомнил, как в какой-то фантастической книжке про будущее и космос был мужик, который всегда говорил: «Можно, я лягу?»
