Точно так же нет ничего удивительного в верховенстве душинад телом. Тело и душа — одно целое, составленное из равных частей, однако вэтой системе более грубое должно занимать подчиненное положение по отношению кболее утонченному по той же самой причине, по какой пламя свечи — материальнаясубстанция — вторично по отношению к пожираемому им воску, который такжематериален; так и в нашем теле мы видим конфликт между двумя веществами, причемболее тонкое главенствует над более грубым.
Я надеюсь, Жюльетта, что дала тебе даже больше, чемтребуется, чтобы убедить тебя в ничтожестве Бога, о существовании которого намтвердят столько веков подряд, и его догм, приписывающих душе бессмертие. Как жехитры и коварны были те нищие, что придумали эту парочку чудовищных понятий!Как только они не изощряются, как не измываются над людьми, называя себяслужителями божьими, и от их настроения, в конечном счете, зависит все в этойжизни! Насколько сильно их влияние на умы простого люда, который из страхаперед предстоящими муками вынужден поклоняться этим лжецам — самозванным иединственным посредникам между Богом и человеком, всемогущим шарлатанам, чьевмешательство, минуя Господа, может решить судьбу любого. Таким образом, всеэти сказки являются плодом тщеславного воображения, корысти, гордыни инечистоплотности кучки самоуверенных типов, процветающих на лишениях всехостальных, и посему заслуживают нашего презрения и забвения. Ах, милаяЖюльетта, я тебя прошу и умоляю презирать их так, как презираю я! Говорят, чтоподобная философия ведет к деградации нравов. Ерунда! Тогда получается, что дляних нравы важнее, чем религия? Нравы зависят единственно от географическойшироты, в которой угораздило оказаться той или иной стране, поэтомупредставляют собой игру случая и ничего больше. У Природы нет никаких запретов,сами люди сочиняют законы, которые самым мелочным образом ограничивают ихсвободу. Законы и обычаи зависят от того, холодно или жарко в данной стране,плодородна или бесплодна почва, от климата и типа живущих там людей, и этинепостоянные факторы формируют наши манеры и нашу мораль. Человеческие законы ипостановления — это всегда и неизбежно путы и оковы, они ничем не освящены и нина чем не основаны с точки зрения философии, которая моментально обнаруживаетошибки, разоблачает мифы и дает умному человеку знания о великом промыслеПрироды. Аморальность — вот высший закон Природы: никогда не опутывала оначеловека запретами, никогда не устанавливала правил поведения и морали.Возможно, ты подумаешь, что я слишком категорична, слишком нетерпима ковсяческому игу, однако прежде всего я хочу раз и навсегда покончить с абсурдными ребяческим обязательством по отношению к другим людям. Подобные обязательствапротиворечат тому, что внушает нам Природа, так как единственная ее заповедьгласит, наслаждайся как тебе угодно, с кем угодно и за счет кого угодно. Я неотрицаю что наши удовольствия могут стать причиной чьих-то страданий, но развеот этого удовольствия для нас менее приятны? В свое время мы вернемся к этомуразговору, а пока я вижу, что мои рассуждения о морали были не менееубедительны, чем мои мысли насчет религии. Теперь пора перейти от разговора кделам, тогда только ты окончательно поймешь, что можно делать все, абсолютновсе, не опасаясь, что совершаешь при этом преступления. Два-три неординарныхпоступка — и ты сама убедишься, что все позволено.
Возбудившись от ее речей, я бросилась в объятия своейстаршей и мудрой подруги и тысячью разных способов продемонстрировала ейблагодарность за заботу, проявленную о моем воспитании.
— Я обязана вам больше, чем жизнью, несравненнаяДельбена! Я поняла, что нельзя жить без философии. Можно ли назвать жизньюжалкое прозябание под игом лжи и глупости? Я к вашим услугам, — продолжалая, сгорая от нетерпения. — Я хочу быть достойной вашей нежной дружбы и навашей груди дать клятву навсегда забыть о заблуждениях, которые вы уничтожиливо мне. Умоляю вас: продолжайте мое обучение, продолжайте вести меня к счастью— я доверяюсь вам целиком; делайте со мной, что хотите, и знайте, у вас никогдане будет более пылкой и послушной ученицы, чем Жюльетта.
Дельбена была вне себя от восторга: для развращенного уманет острее удовольствия, чем развращение учеников и последователей. Сладкойдрожью сопровождается процесс обучения и не с чем сравнить наслаждение, когдамы видим, как другие заражаются той же безнадежной болезнью, которая пожираетнас самих. А как радостна власть над их душами, которые как будто творятся зановоблагодаря нашим советам, настояниям и ласкам. Дельбена С лихвой вернула мне всепоцелуи, которыми я ее осыпала, и вперемежку с ласками бормотала, что скоро,совсем скоро, я сделаюсь такой же беспутной, как она — неуязвимой, неукротимойи жестокой маленькой распутницей, — что в том волшебном мире, куда онаведет меня, я совершу множество злодеяний, а когда Господь захочет узнать, чтоже случилось с доброй маленькой Жюльеттой, она, Дельбена, гордо выступит впереди примет наказание за разрушение моей юной души. Когда страсть наша ослабевалаот утомления, мы разжигали ее пламя пылающей лампой философии.
— Послушай, — сказала, наконец, Дельбена, —если уж ты так хочешь потерять невинность, я удовлетворю тебя незамедлительно.
При этой мысли распутница снова обезумела от вожделения,немедля вооружилась искусственным органом и стала, сначала осторожно, водить импо моим нижним губкам, повторяя, что это подготовит меня и поможет перенестипредстоящую боль; потом она неожиданно содрогнулась в бурном оргазме, с силойвтолкнула инструмент в отверстие и с моей невинностью было покончено.Невозможно описать словами мои страдания, но резкая пронизывающая меня боль,вызванная ужасной операцией, тут же сменилась невообразимым наслаждением. Междутем ярость неутомимой Дельбены только возрастала: осыпая меня сильнымихлесткими ударами, она глубоко проникла своим языком мне в рот, потом, терзаямои ягодицы обеими судорожно стиснутыми руками, заставила меня кончать в своихобъятиях чуть не целый час подряд и прекратила сладостную пытку, только когда явзмолилась о пощаде.
— Отомсти, отомсти же мне, — бормотала она,задыхаясь, — вознагради меня. Видишь, как я горю, как я сгораю от страсти;я так утомилась с тобой, что, видит Бог, теперь мне тоже надо разрядиться.
В мгновение ока из вожделенной любовницы я превратилась всамого страстного любовника: я навалилась на Дельбену и ввела в действиескребок. О, Боже, как это было приятно! Ни одна женщина в мире не извивалась ине трепетала так страстно, ни одна не парила столь высоко на крыльяхнаслаждения — десять раз подряд эта распутница извергла свое семя, и яподумала, что она растворится в нем.
— Ох, наконец-то я утолила свою душу, —проговорила я, откидываясь на подушки. — Воистину, чем больше мы знаем,тем сильнее чувствуем всю приятность сладострастия и похоти.
— Несомненно, — ответствовала Дельбена. — Ипричина здесь предельно проста: сладострастие не терпит запретов и достигаетзенита, только попирая их все, без исключения. Чем талантливее и одареннеечеловек, тем больше он сокрушает препятствий и тем решительнее это делает,значит, интеллектуально развитые люди гораздо глубже чувствуют удовольствиялибертинажа.
