В студии царил такой беспорядок, что было ясно, что живет онне здесь. Никаких признаков жены и трех детей она здесь не заметила. Сашарешила, что они все живут где-то в другом месте, хотя его запачканная краскамиодежда была повсюду. Наверное, это рабочая одежда, решила она. Логично былопредположить, что существует какое-то более опрятное и уютное жилище.
– Она в Вермонте, – смущенно произнесЛайам. – Как подпишу, пошлю ей копию. Она глазам своим не поверит. –Он переводил взгляд с Ксавье на Сашу и обратно.
Лайам налил по бокалу вина, все трое были очень довольны.Саша только пригубила, а Лайам залпом влил в себя полбокала. Он был в эйфории.Для галереи он был настоящей находкой. Сейчас, как никогда, Саше захотелось,чтобы сын тоже вошел в семейный бизнес. Он явно унаследовал верный нюх наталант. Это у них от Симона. Но Ксавье хочет жить в Лондоне и писать картины, ане торговать ими в Париже или Нью-Йорке. Может, когда-нибудь они и в Лондонеоткроют галерею. Впервые за много лет ей пришла мысль о расширении бизнеса. Нопока что Ксавье слишком молод для такой ответственной работы. Надо подождать.Ему еще двадцать пять, впрочем, сама она вошла в бизнес, когда была всего нагод старше, в двадцать шесть, правда, ее плотно опекал отец.
– Могу я вас пригласить поужинать? – предложилЛайам. – Надо отметить такое событие. – Вид у него был такой, словноон вот-вот взорвется от радости, улыбка не сходила с его лица.
– Я бы с радостью, но… – многозначительно произнесКсавье, и Саша поняла, что он имеет в виду очередное свидание. Да, какой уж тутбизнес… Она-то в его возрасте уже была замужем, работала в Метрополитен и имеладвоих детей. Для Ксавье все это в далекой перспективе.
Саша недолго колебалась. Она рассчитывала сегодня ужинать ссыном и не подозревала, что у того другие планы. Но это для него типично. Онаповернулась к Лайаму.
– Давайте лучше я вас свожу поужинать, Лайам. Я теперьваш агент, вы не должны за меня платить. И нам надо поближепознакомиться, – проговорила она. Лайам был удивлен: он-то видел в нейстрогую деловую женщину вдруг это предложение… И при всем при том Саша сразурасположила к себе Лайама своей естественностью. Она излучала стабильность инадежность и в то же время в ней не было и тени самоуверенности инеприступности. Поначалу Лайам боялся встречи с Сашей, ее репутация повергалаего в трепет. Но личное знакомство развеяло все страхи Лайама.
Саша вдруг засомневалась, есть ли у него подходящий костюм.По опыту она знала, что у многих молодых художников и костюма приличного нет,чтобы пойти в ресторан. Лайам, очевидно, был из их числа. Хотя внешними даннымигосподь его не обидел – действительно был хорош собой.
– Я с удовольствием. Заодно и контракт подпишу, –проговорил он с ослепительной улыбкой.
– Сначала вы должны ознакомиться с ним, –наставляла Лайама Саша. – Убедиться, что он вас устраивает. Не нужно спешитьего подписывать, сначала внимательно прочитайте, а еще лучше покажите юристу.
– Да я вам в рабство готов сдаться, вы только скажите.Или пожертвовать частью своего мужского достоинства, причем лучшей, – неморгнув глазом, заявил он. Саша опешила. Впрочем, от молодых художников она ине такое слышала.
– Вообще-то в этом нет необходимости, – сказалаона строго. – Насколько я помню, анатомические подробности в контракте необозначены. Так что можете оставить свое мужское достоинство при себе. Уверена,ваша жена будет только рада. – Лайам усмехнулся, но не ответил. Он дерзкои даже с каким-то вызовом смотрел на Сашу. Совсем как самонадеянный красивыймальчишка, которому море по колено. А ведь этот дерзкий красавец еще ичертовски талантлив! – Где бы вы хотели ужинать? – Ксавье она быповела в аристократический ресторан, но ее сын был человеком иного воспитания,имел смокинг и хорошие манеры. С Лайамом все было иначе, тот и вести себя неумел, и на одежду ему было наплевать. Что удивляться? Типичный голодныйхудожник. Впрочем, если она возьмется за дело, голодать ему осталось недолго. ВНью-Йорке, не сомневалась Саша, он произведет фурор, а со временем и Парижпокорит. Лайам – настоящая находка, подлинный талант, способный на большиесвершения.
– Я бы все же хотел пригласить вас сам, в знакблагодарности. – Лайам был настроен решительно, и его настойчивостьтронула сердце Саши. – По этому случаю я даже нарядиться готов.
– Нарядиться, говорите? И как же? – Она заговорилатоном матери. Почему-то он пробуждал в ней материнские чувства. Он былсовершеннейший мальчишка, и Саше захотелось защитить его, помочь. Она былавзволнована тем, что станет с ним работать и поможет ему прославиться. Это еебольшое открытие. Сегодняшняя встреча была событием не только для него, но идля Саши тоже.
– У меня есть костюм и пара хороших рубашек. Одна изних даже чистая. Второй я, кажется, машину недавно полировал. – Он бросилна Сашу насмешливый взгляд, Саша расхохоталась. В его озорстве былаочаровательная неотразимость. Он напомнил ее Ксавье, когда тому было летчетырнадцать и он стремился поскорее вырасти. Ксавье это удалось, а вот Лайам,по-видимому, так и не повзрослел.
– Тогда пойдем к Гарри, – предложила она. «БарГарри» был ее любимый ресторан в Лондоне, он принадлежал тому же владельцу, чтои клуб «Аннабель», и они с Артуром часто захаживали туда.
– Ну и ну! Поверить не могу, что это происходит сомной. А ты? – повернулся он к Ксавье. Тот от души радовался за приятеля.Все вышло даже лучше, чем он рассчитывал. Ксавье был необычайно доволен иблагодарен матери, что дала Лайаму шанс.
– А я могу, – бесхитростно ответил Ксавье.
– Да, старик, я перед тобой в долгу. – Лайампротянул ему руку. «Ну, чисто мальчишки в спортивной раздевалке», –подумала Саша и мысленно понадеялась, что в ресторане Лайам не начнетвыкидывать номера. От этих художников только и жди, недаром она редко выходит сними в свет. Но в данном случае она решила рискнуть. В нем было что-то невинноеи трогательное, а если он вдруг разбуянится – что ж, тогда она его приструнит.К своим художникам, и не только к молодым, Саша относилась, как к детям. Онаощущала себя в известной степени их матерью, что требовало от нее большойдушевной работы, но как раз то она и любила в своем деле. Художники были какцыплятки, а она – как наседка. А Лайам, хоть и был ненамного ее моложе, явнонуждался в материнской опеке.
– Договариваемся на восемь. В половине восьмого мойшофер за вами заедет, а потом заберете меня из отеля. Я буду ждать вфойе, – сказала она и вместе с сыном покинула студию.
– Не забудь, мам, контракт прихватить, – напомнилсын, спускаясь по лестнице.
Лайам с волнением ожидал предстоящего ужина. Надо былообсудить с Сашей будущую выставку, расспросить поточнее, какие работы она отнего ждет. Чтобы показать все, на что способен, он готов был целый годвкалывать, как галерный раб. Он ее не подведет. Это его шанс, и он этопрекрасно понимает. Ради этой минуты он трудился всю жизнь. И как бы нираспоясывался в личной жизни, а особенно в кутежах с Ксавье, к работе Лайамвсегда относился со всей серьезностью. Он с детства знал, что рожден рисовать.С ранних лет это ставило его особняком от сверстников. Та же картинаповторялась и в подростковом, и в более зрелом возрасте. Он понимал, чтоустроен не как все, но это его мало беспокоило. Мать всегда была на его сторонеи настаивала на том, чтобы он был верен своей мечте. Другие родственники далеконе так радовались его дарованию, и даже отец относился к нему как к белойвороне. Из-за этого между ними всегда были трения. Такое впечатление, что еготалант сумела разглядеть только мать. Другие же – отец, братья, даже друзья –воспринимали его ранние рисунки как проявление странности, пустую затею. Отецназывал их хламом, братья – мазней. Его отлучали ото всех дел, и только вживописи он находил утешение. Как все, кто с детства испытал душевныестрадания, Лайам был намного глубже, чем казался. Саша пока не могла этогознать, но что-то особенное она в нем почувствовала. Все ее знакомые художникипрошли через большие испытания, кому-то пришлось много страдать. В конечномитоге, несмотря на тяжелую жизнь в обычном понимании, это обогащало ихтворчески, делало их работы, как и их самих, глубже и содержательнее. Ранооставшись без матери, она хорошо их понимала и глубоко сочувствовала ихпереживаниям. Она понимала их лучше, чем сама осознавала. Между ними словносуществовала невысказанная гармония.
