Он кивнул, еще раз поцеловал ей руку и подождал, пока она прошла по парку до дома, открыла входную дверь и захлопнула ее за собой. Потом он сел в автомобиль и тронулся с места. Он тихо напевал какую-то песенку, и улыбка все еще не сходила с его лица. Он доехал до телефонной будки на безлюдной улице, остановился, вышел из машины и зашел в будку. После того как он набрал код другого города и номер, из трубки раздался высокий женский голос:
— Работает автоответчик номера восемь-семь-пять-три-три-три. Абонент отсутствует. Если у вас для абонента есть какая-либо информация, можете оставить ее на автоответчике. В вашем распоряжении тридцать секунд. Говорите!
— Говорит Тэо, — очень спокойно сказал Ванлоо. — Информация для босса: я завершил дело.
Он положил трубку, вышел из будки, сел в машину и поехал домой.
52
Телефон звонил.
Труус услышала его, еще когда открывала входную дверь.
Она поспешила к аппарату в холле и сняла трубку:
— Да?
— Труус! — раздался очень четкий голос Линдхаута.
— Да, Адриан. — Она села на стул, обтянутый красным бархатом.
— Я уже несколько часов набираю номер, но никто не отвечает. Ты где была?
— В постели. Я спала. Знаешь, ведь уже четвертый час утра.
— У тебя, должно быть, очень глубокий сон! Телефон стоит рядом с кроватью.
— Я приняла снотворное. Поэтому. — На другом конце провода было слышно, как Труус долго зевает. То, что ее голос звучал несколько смазанно, было вполне естественно для человека, которого разбудили. — У нас была ужасная погода… А сейчас дождь прекратился… — Труус немного помолчала, прежде чем продолжила: — Но была еще одна причина, почему я приняла снотворное…
— Твой звонок к нам домой в Лексингтон?
— Да, Адриан. — Труус снова стала зевать. Она скинула туфли. Холл, где горели только два настенных светильника, казался Труус праздничным залом с обилием теплого, мягкого света.
— Как только я приехал в Базель, я из «Трех Королей» сразу позвонил в Лексингтон, чтобы узнать у Эйлин, есть ли какие-нибудь новости. Ведь твой телефон не работал, и я подумал, что ты можешь попробовать позвонить в Лексингтон.
— Я так и сделала, Адриан. — Труус улыбнулась, но голос ее оставался серьезным.
— Да, Эйлин мне сказала. Она была очень возмущена.
— Чем?
— Тобой… тем, как ты разговаривала с ней… Она очень чувствительная молодая женщина…
— Ты никогда мне о ней не рассказывал.
— Знаешь, мне пришлось много чего от нее выслушать, — голос Линдхаута стал резче. — Я извинился перед Эйлин за твое поведение.
— Я бы сделала это и сама. Можешь себе представить, как я была удивлена, когда мне ответил женский голос!
Труус казалось, что электрические свечи настенных светильников и их оранжевые абажуры из шелка окружены парящими в воздухе венцами. Это необычайно развеселило ее. Но она взяла себя в руки.
— Бог мой, я просто забыл рассказать тебе, что несколько месяцев назад мне пришлось взять вторую секретаршу. Миссис Плойхардт…
— …замужем, я знаю. Об этом мне сказала Эйлин.
— Мисс Доланд!
— Ты же сам говоришь — Эйлин…
— Я и миссис Плойхардт называю Мэри! Ты же вообще не знакома с мисс Доланд.
— Да, верно.
— Скажи, Труус, ты была пьяна?
— Ничего подобного. Почему ты так решил?
— После всего, что мне рассказала Эйлин…
— И при всем при том она спит в постели Джорджии!
— Но где-то же она должна спать, не так ли? Ты бы предпочла, чтобы она спала в твоей постели?
— Послушай-ка, Адриан, все, о чем мы говорим, бессмысленно. До этого никогда бы не дошло, если бы ты не забыл указать в своей телеграмме, где тебя можно найти по телефону.
— Неужели я забыл об этом? — Его голос звучал подавленно.
— Это не упрек! Ты сейчас многое забываешь, ты сам говоришь — ничего удивительного при таком переутомлении… Ты не мог знать, что мой телефон снова в порядке… Так мило с твоей стороны позвонить мне сейчас… Спасибо тебе… теперь я могу спокойно продолжать спать.
— Так больше не может продолжаться, Труус! Тебе нужно вернуться в Лексингтон!
— Но там же теперь мисс Доланд, не так ли?
— Да… верно… И тем не менее!
— Тем не менее что?
— Тем не менее я хотел бы, чтобы ты прилетела в Америку, домой в Лексингтон.
— Когда ты снова будешь в Лексингтоне?
Теперь его голос звучал измученно:
— Труус, не своди меня с ума! Я мотаюсь взад-вперед между Базелем и этой клиникой!
— Ты не мог бы как-нибудь полететь через Берлин?
— К сожалению, нет. Ты не представляешь, в каком я напряжении. Каждый час на учете. Так будет еще некоторое время.
— Как долго, Адриан?
— Наверняка от двух до трех месяцев, к тому времени в клинике уже во всем разберутся, да и я тоже. Клинические испытания на людях длятся долго, Труус. Позднее и другие клиники займутся ими. Таким образом, некоторое время я еще нужен!
— Какое-то время потребуется и здесь на этого типа, который утверждает, что имеет право на наследство. Возможно, мы вернемся домой в одно и то же время, Адриан!
— Но я бы хотел, чтобы ты была в Лексингтоне уже сейчас! Ты одна в Берлине… мне это не нравится, мне страшно… Но я понимаю, что ты права… Хорошо, дочь. Обнимаю тебя!
— И я тебя, Адриан!
— Теперь ты успокоилась, да?
— Теперь я успокоилась, да. А вечером ты позвонишь.
— Вечером я позвоню.
— Тогда до вечера, Адриан. Доброй ночи.
— Доброй ночи, дочь… — Его голос звучал беспомощно. — Я… я… я все время думаю о тебе…
— А я о тебе — ты же понял это, — сказала Труус. Положив трубку, она захихикала. Все это показалось ей необыкновенно забавным — на самом деле в высшей степени забавным.
53
Труус спала глубоким сном и видела чудесные сны. Когда она проснулась, ей было так хорошо, как не было уже давно. И она еще боялась стать зависимой после первой «небольшой дозы»! Ванлоо был прав: эти мерзкие газетные писаки!
Погода продолжала улучшаться, светило слабое солнце. Труус была в таком хорошем настроении, что напевала, принимая ванну и одеваясь. Она позвонила Ванлоо и поблагодарила его.
— Вот видите, дорогая Труус, — ответил он. — Мы увидимся сегодня вечером?
— Я бы с удовольствием… у вас вчера было так замечательно… Но будет звонить отец и, возможно, забеспокоится, если меня не застанет…
