— Да!
— Пожалуйста, спуститесь вниз. Оставьте дверь открытой. Я пошлю наверх сотрудников!
— Конечно…
Из толпы любопытных отделился молодой человек и пошел вниз по улице. В некотором отдалении стояла машина. Он сел за руль рядом с человеком на переднем сиденье. Они говорили на иностранном языке.
— Что там? — спросил герр Золтан.
— Он мертв. Застрелился.
— Застрелился? — герр Золтан внезапно рассмеялся. — Застрелился! Ну и очень хорошо! Ну и замечательно! Это же значительно облегчает дело! Пошел, пошел, прочь отсюда, быстро!
Автомобиль двинулся с места стоянки и поехал вниз по улице. На перекрестке у Лихтенштайнштрассе он повернул налево.
В этот момент большой автомобиль с дипломатическим номером и ярко горевшими фарами, который шел от Шварцшпаниерштрассе, въехал в переулок Берггассе и остановился прямо перед толпой людей. Водитель и двое мужчин, Кристер Эйре и Жан-Клод Колланж, выскочили из машины и протиснулись сквозь толпу.
— Что случилось? Что случилось, ради всего святого? — крикнул один из них.
— Кто вы? — спросил комиссар.
Другой ответил:
— Я посол Швеции в Вене, — ответил второй. — Это… Бог мой, это… Адриан!
— Он застрелился, — сказал комиссар.
Сверкнула вспышка фотоаппарата. Полицейский фотограф нагнулся над телом.
— Но почему? Почему? — Шведский посол снял шляпу. — Этот человек был моим другом! Я приехал забрать его. Мы собирались вместе лететь в Стокгольм. Там профессор Линдхаут должен был делать доклад… — Кристер Эйре не смог говорить дальше.
— Это лауреат Нобелевской премии Линдхаут? — Комиссар удивленно посмотрел на Колланжа.
— Да, — глухо сказал тот, — это лауреат Нобелевской премии профессор Адриан Линдхаут.
Из ворот дома неверными шагами вышел старый человек без пальто. Колланж увидел маленький серебряный крест на левом лацкане его пиджака.
— Почему он застрелился? — спросил комиссар.
— Понятия не имею…
Колланж видел, как комиссар спешно подошел к человеку с маленьким серебряным крестом и стал о чем-то быстро с ним говорить. Он почувствовал, что его щеки стали мокрыми от слез. «Почему, — подумал Колланж, — почему он это сделал? Почему? Он был для меня образцом. Я почитал его — да, я любил его. Вот он лежит, неподвижный, сверкают вспышки. Его затылок превратился в кровавую кашу, но лицо — лицо невредимо и умиротворенно, бесконечно умиротворенно. Этот свет ему, очевидно, был уже в тягость, и он без сожаления покинул его».
Посол что-то говорил Колланжу, другие тоже обращались к нему. Он даже не слышал их голосов.
«Профессор очень изменился за последнее время, — думал Колланж. — Он пытался скрыть свое горе — и от этого оно было еще больше. Он все время был печальным, да, и каким-то рассеянным. Почему он это сделал? Почему? Этим человеком я восхищался больше всего. И потому что я так любил его, я страдал вместе с ним в эти последние недели. Он мертв. Я живу. Его друзья живут. Мы не должны отчаиваться. Мы должны действовать дальше».
Внезапно Колланж ощутил что-то непонятное. Он пристально смотрел на мертвое тело, и у него вдруг перехватило дыхание: он осознал, что это было за чувство. Однажды он ответил Линдхауту, что после смерти своей жены Элизабет он никогда больше не сможет испытать этого чувства. И вот сейчас он его испытывал. После стольких лет Жан-Клод Колланж наконец снова был почти счастлив. Он знал, что ему надо делать: надеясь созидать и, созидая, надеяться.
