Ознакомительная версия. Доступно 35 страниц из 173
Старейшины издали одобрительные возгласы: поняли значение письменности. Под тентом вокруг раскладного стола собрались все члены экспедиции, король Намикио, стерейшины и вожди. Здесь же присутствовали Соу-Най и Тав-Чев. Сперва были прочтены на двух языках, французском и хатуту, бумаги об идентификации. Белые люди поставили подписи, а представители Хатуту поставили крестики. Тав-Чев тоже поставил крестик, как наследный принц, с очень гордым видом. Затем была прочтена и подписана декларация независимости. Представителям Хатуту понравилось имя Тругве Ли, короля ООН – более подходящего термина для генерального секретаря в языке хатуту не нашлось. Норвежское имя Тругве Ли фонетически ассоциировалось с именами Хатуту. Жители Хатуту, слыша его имя при зачтении бумаг, вероятно, где-то подозревали, что король ООН родственно близок к народу Хатуту. А затем последовал общий пир перед домом короля с угощениями и напитками, которые были принесены со всех четырех деревень. Пирующие заняли так же всю центральную площадь. Белые люди раскрыли два больших рюкзака со стеклянными бусами. На большее фантазии белых людей не доставало. Но подарки были приняты с таким же бурным восторгом, как и в прошлый приезд белых. Во время пира мама сидела между Соу-Най и Тав-Чевом. Все три королевские жены уселись уже не позади короля, а позади мамы. Им очень понравилось, что белая женщина при знакомстве приветствовала их таким же поклоном, как и короля. Мама повесила на шеи королевских жен каждой по золотой цепочке, а королю преподнесла серебряный кулон-коробочку с пилюлями тагомета, показав как надо открывать и закрывать коробочку, нажимая пружинку. Большую коробку с пилюлями Поль уже вручил королю в его доме. Оказалось, помимо сведений из разговорника мама помнила некоторые полинезийские слова. По окончании пира все направились к берегу. По дороге Поль показал маме свой дом. Она зашла внутрь, спросила, не протекает ли крыша во время дождя, села на циновку, сделала свое замечание:
– Циновки свежие, из зеленого камыша. От этого могут заболеть кости. Перед употреблением циновки следует высушивать на солнце. – Откровенно разглядывая Соу-Най, она сказала: – Не знаю, как по здешним канонам, но в Париже Соу-Най считалась бы красивой.
Услышав свое имя, Соу-Най вопросительно посмотрела на Поля. Он перевел:
– Она говорит, что ты красива, – упустив при этом упоминание о Париже.
Тав-Чев уселся вплотную к маме. Вероятно, он подумал, что она теперь будет у них жить, и был несколько разочарован, когда она поднялась и направилась к выходу. Все уже спустились на берег. Солнце заметно снизилось. Мама шла рядом с Полем, держа его под руку, рядом шли Соу-Най и Тав-Чев. Мама тихо сказала:
– Поль, может быть ты передумаешь? – Поль напрягся, решив, что мама заговорит о возвращении в Париж. Но мама сказала: – Может быть, можно вручить им мои подарки?
– Они в лодке? – с облегчением спросил Поль.
– В большой лодке.
Поль понимал, что цивилизация серьезно коснулась Хатуту. Члены экспедиции успели кое-что подарить дикарям кроме бус. У старейшин на шеях висели бинокли, такие же как у короля.
– Ладно, – сказал нехотя Поль. И тут мама неожиданно легко побежала к воде. Поль побежал за ней, а за ним Тав-Чев и Соу-Най. Матрос с большой лодки подал Полю два маминых чемодана. На песчаном берегу началось прощание экспедиции с дикарями.
– Мама, я отнесу в дом чемоданы и вернусь на берег.
Поль понес чемоданы к дому. Тав-Чев забегал то с одной стороны, то с другой, вертелся под ногами, трогал замки чемоданов, спрашивал:
– А что там?
Когда Поль больно стукнулся голенью об угол чемодана, он остановился, поставил чемоданы на землю, шлепнул Тав-Чева по затылку, снова взял чемоданы и пошел дальше.
– Они уезжают, – сказала Соу-Най. – Оставь это пока здесь, – и она указала на чемоданы.
Тут Поль сообразил, что на Хатуту еще нет цивилизации, и чемоданы никто не украдет. Предупрежденные старейшинами дикари при прощании с белыми людьми вели себя гораздо сдержаннее, чем в прошлый приезд белых. Поль помог маме сесть в лодку, а потом помог матросам стащить лодку с песка в море. Тент со столом и стульями экспедиция оставила на берегу, как подарок королевству Хатуту от королевств Франции и ООН. Один экземпляр идентификации и декларации остался у короля Намикио, остальные экземпляры отправились в Париж и в нью-йоркскую резиденцию ООН. Когда мамина лодка закачалась на волнах, а Поль, Соу-Най и Тав-Чев стояли рядом по пояс в воде, мама вынула из нагрудных карманов два маленьких целлофановых пакетика.
– Поль, через два дня твой день рождения, – сказала она. – Это подарки от меня и Марго. Не разворачивай теперь. Разверни в день рождения.
Поль понимал: мама до последней минуты сомневалась в том, что он здесь останется, поэтому придерживала при себе подарки, надеясь вручить их ему в день его рождения. Теперь подарки были в его руках, а Тав-Чев крепко держал его за локоть, поскольку тоже сомневался, что Поль в последний момент не прыгнет в лодку, как это было в прошлый приезд белых.
– Спасибо, – сказал Поль.
Мама перегнулась через борт лодки, они поцеловались, и мама его перекрестила. Он приподнял Тав-Чева. Мама тоже поцеловала его и перекрестила. А потом она поцеловала Соу-Най и тоже перекрестила.
Обе лодки ушли к теплоходу, стоящему на рейде. Жители Хатуту продолжали толпиться на берегу. Их привлекал оставленный белыми людьми тент со столом и стульями. Каждому хотелось посидеть на стуле за столом, за которым на глазах у всех происходило важное собрание белых людей с уважаемыми людьми Хатуту. Но Канига заявил, что тент будет теперь стоять перед домом короля, и несколько воинов унесли тент и мебель к дому короля. Все стали снимать свои наряды и бросаться в воду. Поля, а теперь уже опять Пал-Пола, продолжали осаждать не только старые знакомые, но и люди из других деревень, которых он знал только в лицо, но не знал их имен. Ему задавали вопросы, требовали рассказов о других королевствах, трогали его голову, поражаясь модной парижской стрижке, спрашивали, какими камнями можно так ровно подстричься. А теплоход, удаляясь, растаял в лучах клонящегося к горизонту солнца. Когда они вернулись к своим чемоданам, здесь уже стояла небольшая толпа любопытных. Соу-Най хотела взять один чемодан, но Пал-Пол не разрешил. Она устала, лицо ее приобрело холодный серый оттенок, – сказывалась беременность. Когда Пал-Пол нес чемоданы к дому, сопровождавшие их дикари не переставали спрашивать, что внутри, и пытались потрогать чемоданы, но Тав-Чев никого к ним не допускал. У входа в дом их встретила Ниуфат. Когда Поль представлял ее маме, он сказал: – Ниуфат – гувернантка Соу-Най. – И теперь Ниуфат гордилась этим новым титулом, хотя была не в состоянии его произнести. Когда Пал-Пол, Соу-Най и Тав-Чев вошли во двор, Ниуфат не впустила никого из любопытных, сказав что Соу-Най устала, и ей надо отдохнуть.
Сперва был открыт чемодан, предназначавшийся Соу-Най. Увидев блестящие украшения и свитки цветастого шелка, она пришла в крайний восторг, забыв о своей беременности и достоинстве дочери короля. Одно за другим она надевала украшения, накидывала на плечи живописные полотнища шелка, и Пал-Пол подумал, что мама не права: в парижской модной одежде Соу-Най не могла выглядеть так эффектно, как в этих блестящих украшениях и дикарских драпировках. Тав-Чев тоже засмотрелся на яркие шелка и сверкающие бусы, даже забыв про свой чемодан. Он сказал:
Ознакомительная версия. Доступно 35 страниц из 173
