пересуды, о них пойдет молва, и это может плохо обернуться для детей Ванимена. Нильсу, со своей стороны, придется рисковать всякий раз, когда он будет приезжать в лес за золотом. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы кто-нибудь из местных жителей заметил, что Нильс, — а в окрестностях Элса его многие знали, — сюда наведывается. Королевские чиновники могут что-то заподозрить и выследить Нильса.
Местом встречи, куда Нильс и Тауно с Эйджан должны прибыть через год, выбрали Борнхольм, отдаленный остров в Балтийском море. Тауно хорошо знал Борнхольм и любил там бывать, поскольку людей на острове жило совсем немного. Нильс во время своего первого плавания также побывал на Борнхольме, который являлся ленным владением Лундского архипелага. Очень кстати оказалось то, что Нильс завязал тогда приятельские отношения с одним старым моряком из Сандвига, настоящим морским волком, у которого было собственное судно. Старик любил поворчать, но на него можно было положиться.
Нильс предложил: пусть Тауно и Эйджан приплывут на Борнхольм под видом чужестранцев, разыщут старика и попросят его известить Нильса о их прибытии. Но только они должны обязательно позаботиться, чтобы никто их не увидел на Борнхольме. На оплату расходов брат и сестра пускай возьмут несколько золотых цепей, от которых легко отделить одно-два звена. Старик не откажется съездить в Данию, разыщет Нильса и передаст ему все, что будет необходимо.
— Итак, через год. Если останемся в живых, — сказал Тауно, и они с Нильсом скрепили договор рукопожатием.
Ингеборг и Хоо стояли на берегу. Вокруг клубился туман, серебристо-белый в рассеянном солнечном свете. У их ног тихо плескался Каттегат.
— Мне пора, — сказал Хоо. — Надо уплыть, пока туман не растаял, а то меня могут увидеть.
Хоо должен был вывести «Хернинг» в открытое море, дойти на корабли до северного побережья Швеции и там разбить его вдребезги о прибрежные скалы: нельзя было оставлять обломки «Хернинга» там, где кто-нибудь мог их опознать. А потом серый тюлень Хоо поплывет к родным скалам острова Сул-Скерри.
Ингеборг обняла Хоо, не замечая, что от него воняет рыбой, не замечая и того, что неприятным запахом пропитывается и ее платье. Она спросила сквозь слезы:
— Увидимся ли когда-нибудь?
Хоо грузно подался назад, от удивления он наморщил лоб и разинул рот.
— Девушка! Зачем тебе со мной видеться? Почему ты этого хочешь?
— Потому что ты добрый, — пробормотала Ингеборг. — Ты заботливый, ласковый. В этом суровом мире и вдруг — столько доброты... Или не в этом мире? В другом?
— А что, если бы ты перешла в наш мир?.. Нет, Ингеборг, морская стихия — наша разлучница. — Хоо вздохнул.
— Но ведь ты мог бы иногда приплывать сюда? Если у нас с Нильсом все пойдет так, как мы рассчитываем, я, наверное, поселюсь где-нибудь на острове или куплю земельный участок на берегу...
Хоо взял ее за плечи и посмотрел в глаза.
— Так, значит, ты одинока?
— Не я, а ты.
— И ты думаешь, что мы с тобой... Нет, моя радость. Тебе уготована одна судьба, мне же совсем другая.
— Но прежде чем рок настигнет нас, мы...
— Нет. Конечно.
Хоо замолчал. В воздухе плыл туман, громче стал слышен плеск волн.
Наконец, медленно, с трудом подбирая слова, он заговорил:
— Очарование смертной женщины — вот что я полюбил в тебе. Я ведь провижу судьбы. В твоей судьбе все очень смутно, неясно, я почти ничего не различил, но вглядываясь в твое будущее, я внезапно почувствовал страх. Да-да, каким-то странным, неведомым ветром вдруг повеяло от твоей судьбы. — Хоо отступил на шаг. — Прости, — произнес он и неожиданно выставил вперед огромные руки, как будто пытался отстраниться от чего-то страшного. — Не надо было мне этого говорить. Прощай, Ингеборг.
Он повернулся и тяжело зашагал прочь. Уже почти скрывшись в тумане, Хоо крикнул:
— Когда настанет время дать жизнь моему сыну, я буду думать о тебе!
Шаги Хоо замерли вдали. Потом послышался всплеск — он нырнул в море. Когда туман рассеялся, корабль был уже у самого горизонта.
Настоящего прощания так и не получилось.
Настоящее прощание было раньше, еще в море, до того как «Хернинг» в последний раз бросил якорь у этого туманного берега.
Ингеборг и Нильс еще долго стояли у самой кромки воды и глядели на корабль, уносивший их возлюбленных на север. Потом шлюп скрылся из виду. Небеса широко распахнулись над бескрайним простором, море заблестело, поймав первые краски вечерней зари; вдали в небе мелькнуло черное пятнышко — это парил баклан.
Нильс первым вернулся к действительности.
— Ну, пора в путь. Иначе не доберемся в Элс до темноты.
Они решили заночевать в хижине Ингеборг. Если за время отсутствия хозяйки домишко окончательно развалился, придется просить отца Кнуда приютить их до утра. Да, на другой день предстояло возвращение в земной мир. Хорошо еще, что на первых порах Ингеборг и Нильса ждали встречи с земляками, а не с чужими, незнакомыми людьми.
Они побрели по дороге. Под ногами поскрипывал песок. Прошло довольно много времени, прежде чем Ингеборг заговорила:
— Вот что, Нильс. Все переговоры о нашем деле буду вести я. Ты не умеешь лгать.
— Да уж. Особенно тем, кто мне доверяет.
— Вот именно. А потаскушка предаст и глазом не моргнет.
Она сказала это так грубо, что Нильс даже остановился посреди дорога и устало повернулся, чтобы поглядеть на свою спутницу. Но она упрямо смотрела себе под ноги.
— Я не хотел тебя обидеть, — поспешил Нильс загладить допущенную бестактность.
— Конечно, — бесстрастно ответила Ингеборг. — Все равно не тебе меня судить. Пока что лучше придержи язык. До тех пор, пока не перестанешь о ком-то там мечтать.
Нильс покраснел.
— Да, я тоскую по Эйджан. Потому что разлука с ней невыносима и... — Нильс вздохнул и замолчал.
Ингеборг немного смягчилась. Заплетая на ходу косу, она примирительно сказала:
— Погоди, вот пройдет какое-то время, и будешь ты у нас всему голова, как и подобает мужчине. Но в Хадсунде ты никого не знаешь, а у меня там полным-полно знакомых. Наверняка мы найдем в Хадсунде людей, которые за пустячную золотую безделушку с радостью нам помогут и не станут приставать с расспросами. А мы уж выведаем у них, к кому из сильных и влиятельных людей прежде всего следует поискать лазейку. Мы ведь обо всем этом не
