какой-либо помощи.
— Он бросил драгоценный узор-камень в реку, — хрипит эгуар. — Мне жаль, что мы не вернули этот камень. Я бы хотел положить его к ногам лорда Арима.
— Однажды я приведу сюда селков, чтобы найти его и забрать домой, в Уларамит, — говорит Рамачни. — Время еще есть.
Словно в опровержение его слов, две точки видящего света, которые являются глазами эгуара, гаснут. Но существо все еще дышит.
— Арпатвин, — говорит эгуар, — не мог бы ты действительно назвать меня другом?
— Как еще я мог бы тебя назвать? — говорит Рамачни. — Разве мы оба не видели, как проходят столетия, эпидемии и возрождения, чудеса, забытые людьми за один мимолетный год? Кроме того, тебя любят селки, а я их страж и родственник.
— Тогда ты все-таки должен подойти поближе. Ибо не вся моя мудрость ушла. Я кое-что вспомнил. Я вспомнил природу твоего Дара.
Кровь существа собирается в лужу, шипя на камне.
— Рамачни Фремкен, — бормочет он. — Тот, кто крадет облик своих друзей. Сам Арим упоминал об этом однажды, много веков назад. Ты можешь принимать разные формы...
— Не так уж много, — быстро говорит Рамачни.
— ...но только формы тех, с кем ты подружился и кого убил. Осиротевшая сова. Норка, попавшая в капкан охотника. Огромный медведь, спасенный от мучений на арене.
— Это были проснувшиеся животные, — говорит Рамачни. — И все они были больны или безнадежно ранены. Они понимали, что дают. Да, это мой Дар-проклятие. Я добавляю их формы в свою коллекцию, когда убиваю их, убиваю своих друзей.
— Тогда позволь мне сделать такой же подарок, пока я могу.
— Ситрот!
— Твоя борьба продолжается. С силой эгуара мало кто из врагов устоит против тебя.
— Мое изменение не похоже на изменение маукслара, это не издевательство над хозяином. Ты не знаешь, что предлагаешь, Ситрот.
— Неужели ты откажешь мне в этом? — огрызается эгуар, внезапно становясь свирепым, его слепые глаза поворачиваются к магу. — Подойди поближе; тебе понадобится огромная сила. Используй заклинание, которое ты наложил на демона, но используй его, чтобы успокоить мое сердце. И когда в будущем ты примешь мой облик, подумай обо мне.
— Твое собственное тело превратится в пыль. Не будет ни могильной ямы, ни костей, которые можно было бы почтить.
— Или вырезать из них Плаз-клинки. Арпатвин, поторопись. Мои силы почти на исходе.
Рамачни смотрит в слепые черные глаза. Он не говорит эгуару, что ассимилировать его тело будет таким же трудным делом, как борьба, которую они только что вели. Он также не объясняет, какой более высокой цены требует его Дар: как каждая новая форма, которую он собирает, отодвигает в сторону еще немного от его первоначального я, стирает еще одну страницу памяти о том, кем он был до магии, до войны теней, которая никогда не заканчивается. Он только благодарит Ситрота, использует свою силу и останавливает сердце эгуара.
Чувство знакомо. Как и в случае с норкой, совой, медведем, садовником Дафвни: возникает ощущение, что зеркало перевернулось, сквозь него прошли; теперь отражение смотрит на свой источник. Но источник — тело великого первобытного монстра — уже исчез. Даже пары, даже кислая кровь. На камне и расколотом дереве остался лишь налет мелкой серебряной пыли.
После этого он лежит оглушенный, почти в коме, его тело принимает разные формы, по очереди. Он не может вспомнить ту, в которой чувствует себя как дома здесь, на Алифросе. Птицы отлетают от него. Лиса принюхивается, но не может понять, почему она учуяла птицу и нашла медведя, и убегает встревоженная. Падает свежий снег и укрывает его. Каждый раз, когда маг становится эгуаром, снег превращается в пар.
Поздно ночью в голове у него немного проясняется, и он встает, приняв человеческий облик, чтобы напиться из Парсуа, но вода обжигает ему губы. Кислоты Ситрота находятся в реке, в снегу. Ситрота или его собственные. На рассвете, все еще испытывая боль, он устало улетает, превратившись в сову.
В каньоне снова воцаряется мир. День проходит, как и любой другой; за исключением нескольких обгоревших деревьев, нет никаких признаков того, что здесь произошло. На следующий день становится теплее; вместо снега идет дождь.
Поздно вечером на третий день тишина снова нарушается. На этот раз стук копыт эхом разносится по каньону: железные копыта по камню. Появляются всадники, большой отряд: пятьдесят длому на быстрых скакунах, на их щитах изображена эмблема Бали Адро — солнце-и-леопард. В середине колонны едут два длому с красными лентами и аксельбантами генералов. А позади этой пары скачет призрак женщины, высокой, изможденной и белой как кость, с призрачными глазами, которые обшаривают каньон, словно в поисках пищи. На ней темный плащ для верховой езды, но из-под него выглядывают концы старинного атласа и кружев. Ее сухие губы приоткрыты; ее руки, кажется, готовы выхватить что-то из воздуха.
Когда они достигают разрушенной сосны, женщина приказывает колонне остановиться и соскальзывает на землю прежде, чем генералы успевают предложить свою помощь. Четыре шага приводят ее к берегу реки. Подергиваясь, она смотрит вверх и вниз по течению.
— Он был здесь. Я чувствую его зловоние. Он достиг этой точки и пал.
— Пал, миледи? — спрашивает один из генералов. — Неужели мы сражаемся с врагом, который может убить маукслара?
Чародейка пристально смотрит на него снизу вверх. Генерал съеживается, в униженных выражениях просит у нее прощения.
— Отойди от меня и заставь своих ублюдков замолчать, — кричит женщина. — Мне нужно подумать.
Длому быстро поворачивают своих коней и отъезжают. Они слишком хорошо знают, что происходит, когда Макадра заявляет, что должна подумать. Волшебница ходит вдоль берега реки, сначала вверх по течению, затем вниз. Несколько раз она останавливается, стоя как вкопанная. Наконец она громко ругается и ныряет в реку.
— Она сумасшедшая, верно? — шепчет один их длому, стоящий в конце колонны. Только его ближайшие товарищи слышат хоть слово. То есть его товарищи и лорд Таликтрум, выглядывающий через прорезь, проделанную его ножом в седельной сумке, где он скакал день и ночь. Таликтрум мрачно улыбается. Он знает, что будет дальше.
— Тихо, дурак! — шипит другой всадник. — Она слышит все, разве ты этого не знаешь?
Они оба правы, думает Таликтрум: Макадра действительно обладает сверхъестественной способностью распознавать, когда ее офицеры произносят хоть слово против нее. За тот месяц, что он прятался в ее
