обе ноги, и он позволил эгуару сократить расстояние вдвое.
Теперь ущелье сужается вдвое и уходит влево. Оказавшись за поворотом, демон вырывает из мерзлой земли камень размером с бочонок и визжит от восторга, когда удар попадает в цель. Ошеломленный, эгуар падает на бок. Демон снова убегает.
И снова наталкивается на странную преграду: на этот раз сами деревья каким-то образом сгустились вокруг него, и их перекрещивающиеся ветви мешают ему на каждом шагу. Чем больше он борется, тем сильнее они запутываются, пока, наконец, в отчаянии он не изрыгает еще больше огня, расчищая путь для бегства.
Под его ногами твердая почва: огонь сжег все вплоть до коренных пород. А вон там, впереди, раскол в Парсуа, который означает, что ущелье близится к своему концу. За ним открытые поля и леса. А за лесами многотысячные силы Макадры, которые только и ждут, когда кто-нибудь скажет им, куда нанести удар.
— Стой!
Демон останавливается как вкопанный. Перед ним, на ветке высокой сосны, сидит большая черная сова. Именно это существо говорило. Маукслар узнает этого нового врага с первого взгляда и кричит от ужаса и ярости. Затем его ноздри улавливают предательский запах серы, и он разворачивается: эгуар стоит в двадцати футах вверх по течению, его тело подобно раскаленному железу, его огромный хвост бьется о камни.
— Ты истекаешь кровью и скоро умрешь, — говорит сова. — Более того, ты загнан в угол двумя врагами, более могущественными, чем ты сам. Позади тебя ждет Ситрот, Древний, убивший пса Толтирека. Я Рамачни, слуга Эритусмы и охранитель селков. Ты уже однажды почувствовал мою хватку; если ты почувствуешь ее снова, будет слишком поздно молить о пощаде. Покинь этот мир, если хочешь жить.
Демон говорит голосом, булькающим как кипящая смола:
— Я не прошу пощады ни у одного мага. Я живу в тех местах, где ты едва ли осмелишься промочить ноги. Одна-единственная осмелилась вызвать меня. Я служу Белой Вороне, пока мне это нравится. Белой Вороне, которая пережила твою северную ведьму.
— Эритусма Великая жива, — говорит сова. — Макадра ее боится, и не без оснований. Но я предупреждаю тебя, не пытайся использовать свое заклинание. Если ты это сделаешь, мы тебя быстро убьем. Где Дасту, мальчик, чьему облику ты подражаешь?
— В желудке огрессы, — говорит демон. — Хратмоги живут в страхе перед ее аппетитом.
Сова замолкает. Когда она заговаривает снова, ее голос становится тверже.
— Уходи, демон. Возвращайтесь в Дуирмалк, пока можешь. Твои дни на Алифросе сочтены.
Желтые глаза маукслара устремлены на сову:
— Мы увидим, чье время истекло, когда Макадра возьмет в руки Нилстоун.
— В животе этого существа есть драгоценный узор-камень, — внезапно говорит эгуар. Маукслар подпрыгивает, глядя на зверя с обжигающей ненавистью.
— Драгоценный узор-камень? — спрашивает сова. — Это само по себе преступление. Зачем ты носишь такую вещь, маукслар, если знаешь, что она принадлежит другим?
— Ее дала мне моя госпожа, — шипит демон.
— Значит, она взяла узор-камень у убитого селка, — говорит сова. — Ты должен выкашлять его, прежде чем покинешь этот мир. В любом случае он помешает твоему уходу.
Глаза маукслара мечутся, осматривая землю в поисках оружия.
— Если ты откажешься, — говорит сова, — мы просто подождем, пока ты умрешь, а затем вытащим его из с твоего трупа. Слушай меня в последний раз: возвращайся в Девять Ям, обратно к проклятым. Если ты это сделаешь, мы не дадим Макадре снова тебя призвать. Но если ты не уйдешь, мы развеем твой прах, когда ты умрешь, и предотвратим твое воскрешение. Выбор остается за тобой, еще на мгновение.
Маукслар переводит взгляд с одного на другого. Сейчас он стоит в луже собственной крови.
— Не убивайте меня, — произносит он наконец. — Я сдаюсь. Возьмите драгоценный камень и позвольте мне уйти.
Существо опускается на четвереньки. Его рвет, спина выгибается, как у собаки. Четыре или пять раз его тело вздымается. Затем, мучаясь, он подползает к поваленной сосне и ложится на нее. Наконец его змееподобная шея содрогается, и огромный красный рубин выпадает изо рта в протянутую ладонь.
— Оставь это там! — кричит сова. Но маукслар не обращает внимания на ее слова. На его лбу пылают руны. — Магия! Берегись! — ревет эгуар. Но когда он встает на дыбы, упавшая сосна поднимается, летит со всей силой проклятия демона и вонзается в грудь эгуара, как кол.
Эгуар падает без единого звука. Но и демон воет в агонии. На высокой ветке сова превратилась в маленькую черную норку. Его челюсти изгибаются, с силой вгрызаясь в пустой воздух. В теле маукслара начинают трескаться кости.
Затем маукслар исчезает, так внезапно, что капли его пролившейся крови, кажется, на мгновение повисают в воздухе. Сбитый с толку внезапным высвобождением силы собственным заклинанием, маг чуть не падает с дерева. Измученный, он слетает вниз по стволу и мчится к эгуару.
— Стой!
Предупреждение эгуара звучит подобно раскату грома, но за ним следует дребезжащий хрип. Норка останавливается как вкопанная. Дерево раздробило грудь существа.
— Я извергаю достаточно много яда даже когда моя кожа цела, — говорит эгуар. — Теперь, когда я истекаю кровью, даже ты не смеешь приблизиться.
— Я могу помочь тебе, — говорит маг.
— Моему телу уже ничем не поможешь, — говорит Ситрот. — Но мы все еще можем говорить; эгуары медлительны даже в смерти. Скажи мне, Арпатвин, моя честь восстановлена?
— Она никогда по-настоящему не была потеряна, — говорит маг, склоняя голову. — Только мудрость покинула тебя, ненадолго. А у кого этого не было в какой-то момент долгого жизненного пути? Говорят, что два принца похожи друг на друга, как две капли воды. И поскольку Олик-дед прошел через Красный Шторм, он не старше своего внука.
— Ни один детеныш не ошибся бы так, как я, — говорит эгуар. — Селки дали мне убежище, цель и праздник светлых мыслей, благоухающий нектаром из Уларамита. Я их предал. Я убил одного из них и оставил Северную Дверь без охраны.
— Ты стремился отомстить убийце своего народа, — говорит Рамачни. — У самых мудрых из нас все еще есть свои страсти, Ситрот, и пока в наших жилах течет живая кровь, они иногда будут преобладать. Даже боги от этого не застрахованы.
— Маукслар ушел?
Рамачни кивает:
— Он сбежал из Алифроса и не может вернуться без
