магия. Полный текст обратного заговора есть только у магического совета. Говорят, их могут снять те, кто их создал. Я уверена, что это может сделать отец. Послушай, за троном есть потайной ход. Он запечатан магией, но я открою и так, заговор признает мою кровь. Надо только добраться до туда, и мы оба будем в безопасности.
— До туда далеко?
— Метров семь, но мы на виду, а у трона сейчас Ростислав.
— Далеко, — озвучил то, чего она не хотела слышать, Яков.
— Он идет, — вдруг воскликнула Евдокия, и в ее голосе Злате послышался страх.
Ростислав оторвался от трона, сбежал вниз по ступенькам, подбежал к Злате и снова рванул ее вверх, но в этот раз, хвала богам, не за волосы, а за шиворот. Он прижал ее спиной к себе, и Злата почувствовала, как шеи коснулось лезвие.
— Игра началась, — с безумной радостью шепнул ей на ухо Ростислав.
Глава 33
Замок Кощея был сер и холоден, а волосы царевны, лежащей на полу, напоминали огонь. Будто текучее пламя разметались они по каменным плитам, и казалось, что рядом с кощеевой дочерью теплее и светлее. Она была словно солнце, внезапно вспыхнувшее на черном ночном небосводе. Только не ослепляла, а, наоборот, притягивала взор.
Больше всего Евдокии хотелось, чтобы Злата поговорила с ней. Она попыталась раззадорить царевну, но та не повелась на провокации. А ведь княжна ждала этой встречи с тех пор, как узнала от девицы царевича о ее существовании. У царя Нави была дочь. Она давно достигла брачного возраста, но Кощей не торопился выдать ее замуж. И Евдокия решила, что они, должно быть, похожи. Но сейчас увидела, как сильно ошиблась. Они были совсем не похожи, и она была вовсе неинтересна царевне. Та позабыла о ней, как только получила возможность доползти до своего — судя по всему — жениха. Дочка Кощея звала его Яшей. Левая стороны лица у юноши была покрыта шрамами, и смотреть на них было неприятно. А Злата словно этого и не замечала. Прижималась губами к изуродованному уху и шептала, шептала, шептала…
Как давно они знали друг друга? Что между ними уже было? Оставались ли они уже наедине? Как он касался ее?..
Княжне было очевидно, что они близки. Уж слишком беззастенчиво царевна прижималась к Якову. А он все пытался приобнять ее за спину, но рука безвольно падала на пол.
Евдокия глядела на них из темноты, не мигая.
Ее давно волновали подобные вопросы. Как это бывает? Как случается? И что чувствуешь, когда рядом кто-то есть? Когда к тебе кто-то прикасается. Обнимает… Целует…
Когда-то давно она пыталась подсмотреть подобное в мыслях и чувствах своих служанок и даже приходивших к отцу бояр. Но увиденное мало напоминало сказку.
Однако сейчас перед ней была царевна, а у нее все не могло быть как у служанок и боярских жен.
Евдокия попыталась заглянуть в разум дочери Кощея, но ее остановили стены, защищавшие его. Они были не менее прочны, чем стены окружающего их замка. А вот разум юноши не охраняло ничего. И княжна нырнула в него, но там царила предсмертная агония, и она испугалась, потому что однажды ей уже довелось побывать среди таких эмоций, и сбежала.
Давным-давно у нее была нянечка-кормилица, она рассказывала ей сказки, и, будучи маленькой, княжна все мечтала, что за ней явится царевич и освободит, заберет у отца и увезет туда, где они будут счастливы. Нянечка пряла, или вышивала, или шила что-то, и сказки лились из ее уст одна за другой, обрастали подробностями и прорастали обещаниями: и с тобой, родная, так будет. Евдокия лежала на лавке и смотрела на пламя свечи, и в нем видела все, о чем говорила женщина. Мысли нянечки были текучи, как вода, и в них княжна находила покой и умиротворение.
Ей минула шестая зима, когда отец решил, что нянечка ей больше не нужна.
И она осталась одна. Отец старался оградить ее от тех, кто мог догадаться о ее способностях и как-нибудь повлиять на нее, он запретил слугам разговаривать с ней. Сам взялся тренировать ее и требовал докладывать, о чем думали те, кто приходил к нему с челобитными и донесениями. Евдокия сидела за плотной занавеской позади отца и слушала, слушала, слушала… Услышанное часто было ей противно. Мужчины, посещавшие ее отца, думали о плохом и желали плохого друг другу. Вряд ли их мысли были тем, о чем стоило знать шестилетней девочке. Но она никогда об этом не задумывалась. Послушно запоминала и пересказывала отцу, и пыталась понять их в меру своих сил.
Между тем по палатам поползли слухи: дочь князя — чудовище, и он не зря прячет ее ото всех. И отец остался единственным человеком, чья речь бывала обращена к ней.
И так длилось до тех пор, пока в качестве слуги за трапезой к ней не приставили мальчишку из мелкого боярского рода. Его звали Степаном. Он был ее ровесником. Сейчас Евдокия уже не могла вспомнить его лица, о чем в тайне от самой себя горевала. Но за долгое время он стал первым, кто заговорил с ней. В первый раз она промолчала. Во второй — улыбнулась. В третий — не смогла удержаться от ответной реплики.
Степан не думал ни о чем плохом, и она была ему искренне интересна. Они подружились, и целых два года им каким-то чудом удавалось скрывать эту дружбу ото всех. А потом он предложил ей сбежать в сад и поесть яблок…
Прошло так много лет, а княжна все еще помнила ощущение от тепла его ладони — та была мягкой и широкой и больше, чем ее. Она помнила, какого это было — бежать за ним по коридорам и прятаться на лестнице, держась за его плечо…
И как много яблок было в саду. Степан предложил ей выбрать самое спелое, самое красное. Она выбрала, он сорвал. Сок брызнул во все стороны, когда она вонзила в него зубы.
А потом ее отец их нашел.
Кощеева дочка продолжала шептать что-то своему жениху. Евдокия не удержалась и снова скользнула в его разум, подслушивая их разговор.
— …подвернется возможность, беги.
— Нет.
— Да.
Евдокия снова рванулась назад, попыталась и не смогла сдержать стона.
Сколько ей было, когда отец впервые приказал ей внушить мысль другому человеку? А сколько, когда заставил подчинить себе кого-то полностью? Он говорил,
