Негласный союз политиков, военных и промышленников не мог полностью спасти демонтированную германскую военную промышленность, но он позволил сохранить предпосылки для роста этой промышленности на новой, более современной основе в будущем. Такой «боец» с милитаризмом, как социал-демократический канцлер Вирт (официально обещавший в 1920 г. «осуществить без задержек меры по разоружению»), писал, что «в 1920–1923 гг. мы оказались способными заложить новые основания для создания германской военной техники». Благодаря открытым в 50-е годы архивам выяснилось, что наследник канцлера Вирта Густав Штреземан, получивший в 1926 г. Нобелевскую премию мира, активно поддерживал скрытое вооружение Германии и видел в рейхсвере «единственный позитивный фактор» германской политической жизни 20-х годов. Его мнение разделяли и президент Гинденбург, и двадцатидевятилетний ефрейтор Гитлер, считавшие, что германские армии не были разбиты на поле боя, они получили предательский удар «кинжалом в спину».
В этой обстановке важное значение имела позиция главы рейхсвера генерал-полковника Ганса фон Секта. Он тщательно отбирал состав позволенного Версальским договором четырехтысячного офицерского корпуса рейхсвера. Половина офицеров этого корпуса состояла из потомственных военных — выходцев из старых юнкерских семей, воспитанных в военных традициях нескольких поколений. Фон Сект мог выбирать: на каждое место в стотысячном рейхсвере претендовало не менее семи кандидатов.
Критическим был вопрос о генераторе военного мышления и военной науки — Генеральном штабе. Версальский мирный договор запретил существование такового в любой форме. Главной «заслугой» фон Секта было то, что он сумел найти выход из положения. Созданная им невинная Служба войск должна была якобы определять организационные задачи рейхсвера. Служба войск имела четыре отдела: Т-1 решал оперативные проблемы; Т-2 отвечал за организационное строение вооруженных сил; Т-3 анализировал боеспособность и вооружение зарубежных армий, а Т-4 возглавлял анализ подготовки войск. Именно здесь выросли офицеры, возглавившие в дальнейшем возрожденный Генеральный штаб, — будущий военный министр фон Бломберг, будущие командующие армиями фон Фрич и фон Браухич, будущий начальник штаба сухопутных войск Вильгельм Кейтель.
Отметим и другую (помимо сохранения традиций, воспитания нового поколения офицеров и развития военной науки) роль рейхсвера. Он довольно активно участвовал в политической жизни страны, стараясь заручиться влиянием в различных слоях общества, привлекая внутренних осведомителей. Наблюдая за созданием германской рабочей партии, тогда еще небольшой организации численностью в сорок человек, Бюро прессы и новостей политического отдела рейхсвера в Мюнхенском округе послало своего сотрудника внедриться в партию. Так в сентябре 1919 г. началось знакомство с политикой ефрейтора Адольфа Гитлера.
Еще одним участком деятельности рейхсвера как эмбриона вермахта было продолжение внешнего шпионажа. Собственно, Версальский договор молчал по этому поводу. Главу известного имперского управления 111б полковника Николаи сменил в 1919 г. майор Фридрих Гемп. Служба разведки была значительно сокращена, она стала составной частью Службы войск — закамуфлированного Генштаба рейхсвера. Отдел разведки назывался Оборонительным отделом Службы войск. От первого слова «оборонительный» («Abwehr») этот отдел в дальнейшем стал известен как абвер. Тогда в подчинении у майора Гемпа было лишь четыре офицера. Абвер собирал разведданные о ходе советско-польской войны, а затем переключился на Францию.
Важнейшей составной частью разведки были радиоперехват и дешифровка. Эта работа началась уже в 1919 г., когда двадцатичетырехлетний лейтенант Э. Бушенхаген создал так называемую Добровольную службу оценок. В феврале 1920 г. она влилась в абвер как «шифровальный центр», заняв место в штабе рейхсвера на Бендлер-штрассе. К концу 1926 г. в подчинении у Шенхагена находилось более пятидесяти человек, шесть радиопостов, работающих на перехвате полные сутки. Помимо прочего, этот «центр» перехватывал переговоры контрольной комиссии, поэтому рейхсвер и военные промышленники были чаще всего оповещены о предстоящем инспекционном визите.
Определенный толчок развитию германского потенциала дал франко-германский кризис в Руре, когда после введения сюда французских войск центральное германское правительство некоторое время размышляло о возможности военного сопротивления. Курт Штудент, будущий «отец» германской военной авиации, показал Эрнсту Хейнкелю первый самолет-разведчик. Эта модель — «Хе-17» — стала прототипом многих военных самолетов. Приезжавшие союзнические инспекторы видели ангар Хейнкеля пустым, так как за несколько часов до инспекции самолет и его компоненты увозились на грузовиках в прилегающие дюны. Здесь, в Варнемюнде, закладывалась основа германской авиации периода рейха. Созданные здесь пятьдесят истребителей были в 1925 г. вывезены через Штеттин и Ленинград на секретную германскую военную базу в СССР. На столе у Хейнкеля уже были чертежи среднего бомбардировщика «Хе-111», о котором мир узнает позже.
Образование в 1926 г. государственной авиационной компании «Немецкая Люфтганза» очень помогло рейхсверу. Известный и прошедший войны Эрхард Мильх, будущий маршал авиации, возглавил тогда «Люфтганзу», и компания стала местом подготовки военных летчиков.
Другим прикрытием служил авиационный спорт. Соперник Хейнкеля Вилли Мессершмитт создал спортивный моноплан «Бф-108», являвшийся прямым предшественником истребителя «Бф-109», получившего такую известность в грядущей войне. Третий из молодых конструкторов-соперников — Хуго Юнкерс — создавал более крупные машины, тогда рассматривавшиеся как транспортные самолеты для рейхсвера.
Отправная точка развития военно-морского флота заключалась для Германии в разрешенных ей шести старых линкорах, шести крейсерах, двенадцати миноносцах и двенадцати торпедных катерах. Уже в 1922 г. первый лейтенант флота Вильям Канарис создавал цехи по производству подводных лодок и торпедных катеров за пределами Германии. Главные производственные мощности размещались в Нидерландах. Густав Крупп фон Болен прислал сюда тридцать своих проектировщиков. Здесь, на верфи Сидериус, создавались чертежи подводных лодок, которые продавались Японии, Испании, Финляндии, Турции. Отсюда в эти страны для строительства подводных лодок рассылались немецкие специалисты. В Финляндии строились двухсотпятидесятитонные подводные лодки (первые двадцать четыре), которые будут использоваться в следующей мировой войне. Но самые крупные — семисотсорокатонные — подлодки строились в Испании.
Главная контора, специализировавшаяся на разработке наземных вооружений, размещалась в Берлине. Здесь в предместье Шпандау с первых дней перемирия 1918 г, под вывеской «Кох и Кинцле» разместилась группа самых талантливых крупповских инженеров. Один из руководителей фирмы вспоминает: «Никто не замечал нас, никто не беспокоил нас, в нашу дверь даже не стучал никто». Документация тоже с трудом позволяла осветить деятельность группы. Так, первый танк был обозначен как «сельскохозяйственный трактор». Периодически, правда, проектировщики забывались, и тогда можно было прочесть о тяжелом тракторе с семидесятимиллиметровой пушкой. Еще одна дорого стоившая Круппу на Нюрнбергском процессе ошибка представляет собой упоминание о тракторах, которые «должны отвечать техническим требованиям перемещения на открытых железнодорожных платформах в Бельгии и Франции».
