Как же ей тогда поклоняться? Донн предвидел эту проблему в своем раннем стихотворении «Первоцвет». Он знал, что первоцвет посвящен Музе и что «таинственное число» его лепестков — знак женщины. Должен ли он любить шестилепестковую или четырехлепестковую Богиню, которая не больше и не меньше, чем земная женщина? Он выбрал пять лепестков и наукой чисел доказал, что женщина, если хочет, может иметь полную власть над мужчиной. Но об увенчанной лотосами Богине в коринфских мистериях говорилось задолго до того, как эта фраза была отнесена на счет идеально доброго Бога-Отца: «Служение ей есть идеальная свобода»[255]. И вправду, Богиня никогда ни к чему не принуждала, но дарила или отнимала свою милость в зависимости от того, — правильные или неправильные подарки несли ей ее сыновья и возлюбленные — и эти подарки они выбирали по собственному усмотрению, а не под ее диктовку. Ей должно поклоняться в ее пяти ипостасях (считайте хоть лепестки лотоса, хоть примулы): Рождение, Инициация, Совершенство, Покой, Смерть.
Можно возразить, что мужчина так же достоин божественности, как женщина. Это правильно, но только в одном случае. Он божествен не как одно существо, а только как один из двойни. Например, Осирис, Дух Прибывающего Года, всегда ревнует к своему двойнику Сету, Духу Убывающего Года, и наоборот. Он не может быть ими обоими одновременно, разве что интеллектуальным усилием, которое разрушает его человеческую сущность, и это главный порок культа Аполлона или Иеговы. Мужчина — полубог, потому что всегда стоит одной ногой в могиле, а женщина божественна, потому что может держать обе ноги в одном месте, будь то на небе, или под землей, или на земле. Мужчина завидует ей и лжет себе о своей целостности, отчего делает себя несчастным, ибо если он божествен, то она даже не полубогиня, а обыкновенная нимфа и его любовь к ней оборачивается насмешкой и ненавистью.
Женщина поклоняется младенцу мужского пола, а не взрослому мужчине: это доказательство ее божественности и зависимости мужчины от нее в течение всей жизни. Тем не менее, она страстно заинтересована во взрослых мужчинах, потому что любовь-ненависть, которую Осирис и Сет питают друг к другу из-за нее, — дань ее божественности. Она старается удовлетворить обоих, но может сделать это лишь с помощью поочередного убийства, а мужчина видит в этом свидетельство ее неколебимой лживости, а не своих собственных противоречивых притязаний на нее.
Довольно часто поэты протестовали против ее власти, например Аллан Рамсей в «Богине ленивых» («Ласковый пастух», 1725):
Богиня суетных, слепых и вялых!
В алтарь и храм в профанных ритуалах
Твой грешный дух входил и осквернял их.
Алтарь? Он стал святилищем, но скверны!
Под маскою святыни лицемерно
Лицо таится похоти безмерной!
О низменная! Следом за тобою
Нижайшие тебя идут гурьбою:
Ты — повод к их распутству и разбою.
Души и тела порча ты. Врагиня
Рассудка и любовных краж богиня.
Куда ни ступишь ты — везде пустыня.
Ты с дочерью сравнима океана:
Маня водой спокойной капитана,
Его ты губишь в шуме урагана.
Вихрь вздохов, водопады слез соленых
И волны упований сокрушенных
Ты для людей готовишь обреченных.
Ты — власть, и повеленьями своими
Заставила бы мир сменить ты имя,
Будь благодатными они — не злыми.
Мать бурь и гнева! Се — влюбленных двое,
Подумай, горе им несешь какое!
Не хвастай силой, их оставь в покое.
(Перевод А. Шараповой)
Но чем дольше откладывается ее приход, чем истощеннее становятся стараниями человека земля и море, тем немилосерднее будет ее пятиликая маска, тем меньше свободы она даст полубогу, которого изберет своим временным представителем. Попробуем представить ее заранее, вообразив все самое худшее:
Вверху Полярная Звезда,
Путь Млечный и Медведицы;
Внизу лягушки у пруда
В испуге Страшного Суда
Сошлись, чтоб исповедаться.
Там тень ольхи — как пред Крестом
Тень Господа склоненная,
Глаз филина горит огнем,
От их скачков круги кругом —
И льется песнь бессонная.
Но цапля с красною серьгой
С утра придет охотиться
И клювом, точно острогой,
Десяток уложив, другой,
В дом, сытая, воротится.
(Перевод А. Шараповой)
Мы задолжали ей сатиру в память человека, который первым поколебал равновесие европейской цивилизации, посадив на трон капризного и деспотичного мужчину по имени Зевс и лишив трона Фемиду с ее чисто женским стремлением к порядку. Греки знали его как Птерсея Разрушителя, убившего горгону воинственного царя из Азии, дальнего предка разрушителей Александра, Помпея и Наполеона.
То меченосец узкогубый,
Губитель ближних узкобедрый,
Шутами славимый сугубо:
Покров его — броня стальная,
Он путь на запад держит бодро,
Красою колесниц блистая…
Таков ли ты, стяжатель трона
Любвеобильного владыки,
Сложившего Луне исконно,
Хромец, всегда обутый в злато,
Большой петух, манок великий
Для каждой курицы хохлатой!
Ты в капюшоне златолунном,
Как будто дурень одичалый,
Позволил стыть печам чугунным
И меч свой отдал при набеге —
Страж поля, где земля пускала
Единодушные побеги.
Наложница твоя украдкой
С ростовщиками веселится,
И вечером на пир ваш гадкий
На звере с головой людскою
Священник бледнолицый мчится —
Луна смеется над тобою.
(Перевод А. Шараповой)
[1] Английское слово litter, производное от lectum, имеет двоякое значение ложа и постельных принадлежностей, и в обязанности владельца манора Отерарси во времена Ангевина входило «служить королю приготовлением постели летом из трав и листьев, зимой — из соломы».
[2] The New Authoritarianism, Conway Memorial Lecture, 1949.