На западе Генрих перешел богемскую границу недалеко от Дрездена, сделав вид, будто движется но основной дороге от Плауэна, к западу от города; переправился через Эльбу на восточный берег у Пирны и пошел маршем по горным проходам и проселочным дорогам через Румбург, Толленштайн и Габель в направлении Ниемеса. «Этот прекрасный план, — с восхищением говорил ему Фридрих, — просто дар Божий!» и заметил, что в своих операциях возьмет его за модель. Маневры Генриха вынудили Лаудона отступить к Изеру, и Прага оказывалась у него в руках, стоило лишь повернуть к югу. В этот момент, однако, Генрих решил, что ему следует на какое-то время встать в оборону.
На востоке Фридрих собрал армию у Бельсдорфа, примерно в четырех милях к северу от Яромирша, и разведал позиции Ласи. Они были невероятно сильны, к тому же фронт австрийцы расширили легкими войсками и патрулями на общее расстояние почти в тридцать миль. Их трудно обойти и столь же трудно взять штурмом. Фридрих провел пробную операцию 16 августа. Оставив ранним утром Бельсдорф, он двинулся маршем на поле давнего сражения у Соора, а затем сделал большой крюк на север, чтобы подойти к реке, обойдя Гогенэльбе, где ему предстояло соединиться с войсками принца Карла Вильгельма Фердинанда Брауншвейгского, возможно, у Ласи там не так много сил, и позиции не так сильно укреплены.
Это не помогло. Маневр но пересеченной, лесистой местности занял слишком много времени, движению войск к тому же активно мешали кавалерийские разъезды противника. Для того чтобы подтянуть прусскую артиллерию, потребовалось значительно больше времени, чем предполагалось. Когда Фридрих и его армия достигли намеченного для сражения пункта у Гогенэльбе, стало ясно, что Ласи проделал тот же маневр, двигаясь параллельно, и встал на другой стороне долины с равными силами. Практически не оставалось другого выбора, как встать в оборону. Фридрих ежедневно выезжал верхом на рекогносцировку, пытаясь найти место, где мог появиться шанс нанести удар, — безрезультатно. Он горько сетовал, как и Генрих, на трудный рельеф местности, узкие ущелья, крутые склоны, отвратительные дороги — довольно нелепые жалобы, если учесть, что оба прекрасно были знакомы с пограничной местностью Силезии и Саксонии, Эльбой, Ризепгебирге.
Фридрих настаивал, чтобы Генрих, который находился в Лобозице, развил прежний успех и наступал по крайней мере на Изер. Убедить Генриха не удалось. Принц считал операцию рискованной, а возможные выгоды туманными. Он удерживал Лейтмериц и мост и мог действовать на обоих берегах Эльбы. Как и восточный фланг армии Фридриха, западный теперь тоже перешел к обороне. Лаудон, огорченный, что Генрих его перехитрил, готовил войска к отражению нового наступления пруссаков на Изер и не собирался уступать. Прага была оставлена, но он не проявлял намерения идти в глубь Богемии, в сторону ее столицы.
Тем временем Мария Терезия решила взять дело в свои руки. Императрице-королеве не везло в войне. Она опасалась за безопасность сына и, как и ее противник, пережила достаточно смертей, разрушений и минут отчаяния. В середине июля она направила к Фридриху личного посланника с охранной грамотой и перечнем мирных предложений. Фридрих, как всегда, был многословен в выражении признательности и уважения. Он не стал отказываться от этого капала связи с противником. Сепаратные переговоры велись министрами в Берлине, но в конце концов были прерваны, к некоторому облегчению Фридриха, в середине августа. Их отмечали, говорил он, «finisses et faussete»[338].
Император Иосиф находился в войсках. Он подбодрил и поддержал Лаудона, впавшего в депрессию после неудачи с Генрихом, много сделал для налаживания стабильного управления войсками, завоевав уважение солдат бесстрашием и спокойным отношением к тяготам. Но крупных стычек не было. Ни одна из сторон ни на западе, ни на востоке не видела возможности для успешного маневра. Две — а точнее, четыре — громадные армии стояли друг перед другом. Приближалась зима. Люди и кони начинали голодать.
Тыловое обеспечение становилось решающим фактором. Главный пункт снабжения Фридриха находился в Находе, и транспортам требовалось три дня на дорогу туда и обратно. В каждом письме Генриха содержались жалобы на снабжение и на трудности местности, но утешения от брата он не получил никакого. 29 августа принц написал, что сможет продержаться до 10 сентября — не дольше. Солдаты добывали провиант в деревнях и выкапывали на полях непопулярный тогда картофель, почему и война эта стала известна как Картофельная. Погода в том году была сурова — в августе в Берлине было так же холодно, как обычно бывало в конце октября. Войска несли потери от голода, дизентерии и дезертирства. Копи страдали, как и люди, а фуражирские команды подвергались нападениям, австрийской и хорватской легкой кавалерии. В сентябре и Западная и Восточная группировки прусско-саксонской армии начали отступать — Генрих с саксонцами от Лейтмерица шел через Циттау, а Фридрих выдвигался от Шацлара, примерно в десяти милях к северу от Траутенау, где он простоял несколько недель. Настроение у короля было отвратительное. Он вежливо отклонил просьбу тридцатипятилетнего герцога Глочестерского, брата Георга III, о поступлении в прусскую армию волонтером, объяснив, что не в состоянии уделять должное внимание столь важной персоне; не будет нормальных условий, к тому же может обидеться Франция.
Фридрих надеялся, что у австрийцев закончатся деньги. «Кошельки великих монархов, — писал он в мае, — дают импульс для их храбрости (дерзости) или для их сдержанности». И король молился о том, чтобы кошелек Марии Терезии опустел. Он слышал от дезертиров и очень хотел этому верить, что и Иосиф тоже пребывает в мрачном настроении и императрица-королева подталкивает сына к миру.
В этих обстоятельствах от министра Герцберга в Берлине потребовалась немалая смелость, чтобы обратиться к Фридриху с еще одним меморандумом как раз в тот момент, когда армия начала отступать. «Сир, я слышу, что Вторая армия покидает Богемию, а Ваше Величество вынуждены отходить в Силезию. Таким образом, кампания проиграна, и каковы надежды на продолжение войны?» Далее Герцберг — уже не столь мудро — дает оценку военным операциям, основанную на подсчете войск и других факторах, признаваясь при этом, что не является ни военным, ни «наглецом». Ответ Фридриха был резким: «Я не осуждаю ваше стремление излагать мне ваши мысли, но в будущем вы сделаете мне приятное, если займетесь вопросами политики и оставите военную ситуацию на мое усмотрение… каждый должен заниматься своим métier[339]». Он добавлял, что люди вроде Герцберга ничего не смыслят в этих вопросах, они здесь столь же невежественны, как обычные тупицы. Военные экспедиции, задуманные министрами, обречены, «как экспедиция британцев в Америке», положение которой,
