Я потянулась к Лео, он взял мою руку и крепко сжал в своей. Но теперь его голос зазвучал печально:
– Да, я люблю тебя, но как это непросто, Эми, совсем непросто.
Какая гражданская война между моей любовью и ненавистью.
– Но если ты любишь, то не можешь ненавидеть меня! – запротестовала я.
– Извини, Эми, но я могу, – сказал он, по-прежнему крепко сжимая мою руку. – Я не хочу этого, я хочу все простить и забыть – но у меня плохо получается и то, и другое. Я пошел к той женщине в Париже, чтобы освободиться от тебя, а когда понял, что все еще люблю тебя, то не захотел признавать этого, а предпочел отбросить это знание подальше как постыдный секрет. Я позволил Джорджу Бартону заняться организацией задуманного и сердился на себя, когда дело не вышло. Я называл себя дураком, потому что любовь, – это слабость, а я не хочу быть слабым, особенно после того, что случилось со мной прежде. В молодости я любил, Эми – и эта любовь чуть не погубила меня. Не хочу тебе рассказывать, что я пережил за годы после того, как Жанетта уехала. Я думал и надеялся, что никогда не полюблю снова... но затем полюбил, и...
Лео прервался, но я не рискнула заговорить. Немного спустя, он продолжил:
– И я вернулся, решив, что больше не буду любить тебя, что между нами больше ничего не будет. Однако ты оказалась слишком соблазнительной, – его голос упал. – Мне следовало бы сопротивляться этому, но, ты была слишком прелестна. Сегодня вечером – и в субботу. Твое лицо в холле Белинга – я хотел накричать на тебя, послать тебя смыть эту мерзкую краску, но ты улыбнулась мне словно ребенок, протягивающий подарок. Ты выглядела счастливым, предвкушающим радость ребенком, и я просто не смог этого сделать. Но за ужином... – в голосе Лео послышался гнев. – Этот, молодой негодяй! А ты – ты не сводила с него глаз, положила руку ему на локоть! И все остальные, все мужчины в комнате... – его дыхание участилось. – Глядя на тебя там, я в полной мере осознал свою глупость. Я уродлив, а ты прекрасна, и к тому же почти на тридцать лет моложе меня. Я еще не видел тебя в подобной компании и в тот миг понял всю абсурдность своей любви к тебе. А твое поведение – может быть, ты всегда ведешь себя с мужчинами так, когда я не вижу тебя? – его рука еще сильнее сжала мою, едва не ломая пальцы.
– Нет, нет! Я вела себя так, потому что ты был там и смотрел на меня! Мне так сказали бабушка Витерс и Мод – что я должна заставить тебя ревновать.
– Ну, ты преуспела в своих намерениях. Я вел себя словно олень-самец во время гона.
– Мне хотелось, чтобы ты замечал меня.
– Неужели тебе хотелось еще и того, чтобы я взял тебя против твоей воли?
Я вздрогнула от этих слов, но тепло его руки, сжимающей мою, придало мне смелости.
– Но ты же знаешь, что не делал этого, – возразила я. – Я была согласна, я сама обняла тебя.
– Действительно, обняла, – удивился Лео. – Ты знала, что я собираюсь делать, и все-таки протянула ко мне руки. Знаешь, если бы не это, я не решился бы взять тебя. Когда я бросил тебя на кровать, ты выглядела такой перепуганной, что я уже почти решил оставить тебя, но тут... – его голос сорвался, но снова набрал силу. – Ты протянула ко мне руки, а я взял тебя как шлюху, – в голосе Лео прозвучало горькое презрение к себе.
– Нет, не так! – воскликнула я. – Это было не так, потому что... – мой голос сорвался, – потому что ты любишь меня.
– Но я не доверяю тебе, – тихо сказал Лео.
– Я же сказала, что никогда не изменяла тебе. Я сказала тебе правду.
– Я знаю, мой рассудок верит тебе, но сердце говорит, что меня предали. Да, я люблю тебя, но хотел бы не любить, – я не отвечала. – Иногда, – продолжил он, – мне даже хотелось бы вернуться во Францию. Вдали отсюда мне не нужно думать, потому что нет причины ни для мыслей, ни для чувств, потому что нет будущего. От них нельзя избавиться, если есть надежда на будущее. Единственный способ справиться с этим – жить текущим днем, часом, минутой – и не думать. Теперь, когда война кончилась и я снова здесь, рядом с тобой, я не могу перестать думать и чувствовать. Я знаю, что глупо испытывать подобные чувства, но ничего не могу поделать с этим. Каждый раз, глядя на тебя, я разрываюсь между любовью и ненавистью.
Он осторожно разжал пальцы, и я убрала свою руку.
– Эми, ты сказала, что хочешь, чтобы я обходился с тобой как муж – не знаю, смогу ли я. Я не могу руководствоваться похотью, но и любовью тоже. – Я не могла произнести ни слова. Лео ласково сказал: – Прости, Эми, но так уж я устроен.
– Я люблю тебя, – прошептала я наконец.
– Знаю, Эми, знаю, – в голосе Лео слышалась глубокая усталость. – Ты усердно старалась. Ты возобновила свою супружескую клятву, ты даже поехала во Францию, спасать умирающего Зверя. Ты ошиблась, ты все время ошибалась насчет этого. Я не добрый Зверь, влюбленный в Красавицу, заставивший ответить ее взаимностью – а когда это случилось, освободившийся от наложенного на него заклятия.
– Это моя вина, – признала я. – Потому что здесь был другой прекрасный принц, и он уходил на войну...
– Не осуждай себя, – покачал головой Лео, вставая. – Урон был причинен задолго до того, как ты родилась. Теперь я это понял. Другая женщина наложила на меня заклятие. Нет, не заклятие – будем называть вещи своими именами. Проклятие. Жизнь – не волшебная сказка, Эми, смертной женщине не под силу снять это проклятие, даже тебе. Здесь не может быть счастливого конца, – с этими словами он оставил меня.
Я потерпела поражение. Жанетта наложила на Лео проклятие. Она сделала это неумышленно, а позже, когда поняла подлинную суть этого проклятия, послала Терезу просить, чтобы я сняла его – но я потерпела поражение.
Утром я обнаружила, что во второй раз потерпела поражение. На моей ночной рубашке оказалась кровь – пришли месячные. Даже его семя не прижилось во мне.
Лео рано пришел в детскую, пока я еще была там. Мы немного побыли вместе с детьми, затем он уложил Джеки в кроватку и встал. Я сама собиралась уходить, но теперь медлила, выжидая, предложит он мне пойти с ним на завтрак или предпочтет держаться от меня подальше. Оглянувшись, Лео спросил:
– Ты идешь вниз, Эми? Пора завтракать, – только тогда я вскочила с места.
– Ты неважно себя чувствуешь? – спросил он за дверью. – Ты очень бледна.
Я взглянула на него и сказала:
– Утром у меня пришли месячные... в полную силу, значит, я точно не... точно не... – на его лице появилось облегчение. – Разве ты не хочешь еще одного ребенка? – прошептала я.
Лео коротко ответил:
– Нет, – взглянув на меня, он добавил: – В воскресенье ты сказала мне, что тоже его не хочешь.
– Да. Только я подумала... подумала... что если у меня... у нас... – я запнулась и замолчала.
– Дети должны появляться ради себя самих, – мягко сказал Лео. – Их нельзя ждать ради перемирия между теми, кто зачал их, – я сознавала, что он прав, но все-таки надеялась.
