Он пожал плечами. Панфило и Кловизио опустили головы.
Отцовский взгляд Леофсигу положительно не нравился. Хестан набрал в грудь воздуху и неспешно выдохнул, как бы растягивая печальный вздох.
– Сынок, но почему? – спросил он. – Наша семья и родные Фельгильды обсуждали ваш союз уже не один месяц, и ты прекрасно знаешь об этом. Ее отец – торговец не из бедных, даже по нынешним скорбным временам. Наш союз с родом Эльфсига пойдет на пользу обеим сторонам. – Он поднял бровь. – А Фельгильда по тебе сохнет. Ты, я думаю, заметил.
– О да, отец! – заверил его Леофсиг.
Они сидели вдвоем в гостиной. Леофсиг поминутно оглядывался на двери и посматривал во двор: не подслушивают ли дядя Хенгист и особенно Сидрок. Хотя и матери с сестрой слушать эту беседу не тоже следовало бы. Собственно говоря, Леофсиг пожалел, что отец вообще завел разговор о свадьбе.
Однако отец вмешался – а когда Хестан брался за что-то, то обыкновенно доводил дело до конца.
– Мне казалось, – продолжил он, – что и тебе девочка нравится.
– Ну да, отец, да, – подтвердил Леофсиг.
Слово «нравится» было не совсем точным, однако вполне заменяло приходившие на ум более грубые.
– Ну и?.. – поинтересовался Хестан с небывалым для него раздражением. – Почему ты отказываешься жениться на девочке? Тогда бы…
Он оборвал себя, но Леофсиг догадывался, что должно было прозвучать: «Тогда бы вы могли тешиться сколько захотите».
– Нет, – отрезал Леофсиг, хотя прекрасно представлял, чем хочет заняться с Фельгильдой, и догадывался, что она не против.
– Но почему?! – Отец повысил голос, а это с ним бывало совсем редко.
– Потому, – ответил Леофсиг, – что не самое мудрое – брать в жены девушку, которая может ничтоже сумняшеся выдать альгарвейцам, где сейчас Эалстан и с кем. Вот почему. Не могу я его подвести, холера!
Удивление свое Хестан тоже выказывал нечасто.
– О-о… – выдохнул он и, помолчав, пробормотал: – Ого. Вот так, значит, да?
– Ага, – хмуро кивнул Леофсиг. – Не любит она кауниан и всех, кому они по нраву, тоже не любит. Силы горние свидетели, вообще-то Фельгильда славная девушка, – он ясно вспомнил ее восхитительные ласки, – но у нас в семье и без того слишком много тех, кому нельзя доверить всякую тайну.
– Не всякий поставил бы судьбу брата выше семейного счастья. – Хестан склонил голову. – Ты льстишь мне: после твоих слов я начинаю думать, что приложил руку к твоему воспитанию.
– Ну, тут не знаю, – ответил Леофсиг, пожав плечами, – но девушек на свете много, а брат у меня один.
Про себя он недоумевал, куда же подевались в таком случае все эти девушки. Фортвежки из хороших семей в Громхеорте были уже почти все сговорены – как и Фельгильда. Каунианки из хороших семей в последние месяцы торговали собой на улицах – альгарвейцы не позволяли им зарабатывать на хлеб иным способом. Мысль о том, чтобы воспользоваться их услугами, одновременно пугала Леофсига и вводила в искушение.
Отец вздохнул.
– А мне теперь придется объяснять Эльфсигу, что о помолвке объявлять не время… и еще придумать какую-нибудь причину, чтобы он не принялся докапываться – отчего.
– Прости, отец, – промолвил юноша. – Я правда не хотел, чтобы до этого дошло.
Женившись на Фельгильде, он мог бы затащить ее в постель без всяких сложностей. Леофсиг отчаянно завидовал брату, который не поддался трудностям – дважды не поддался, поскольку его возлюбленная была каунианкой.
– Верю. Себя помню в твои годы, – ответил Хестан и хмыкнул – должно быть, вспомнил о чем-то.
Леофсиг попытался представить отца похотливым юнцом. Не получилось.
– Но тебе не за что извиняться – передо мной, во всяком случае, – продолжал Хестан. – Я уже сказал, что горжусь тобой.
Он погладил бороду, задумчиво глядя в пространство. Леофсиг как-то вдруг заметил, что отцовская борода почти совсем поседела, хотя волосы оставались темными, – и сам изумился. Перемены произошли с начала войны; вот и еще одна беда на ее счету…
– Ну и что нам делать? – пробормотал Хестан.
– Что-нибудь придумаю, – ответил Леофсиг.
Отец покачал головой.
– Ты не бери в голову. Так или иначе, мы с матушкой разберемся. И – так или иначе – успокоим Эльфсигову душу.
– Скажи ему, что я в солдатском бардаке подхватил дурную болезнь, – посоветовал Леофсиг.
– На это альгарвейцы постоянно жалуются, – ответил Хестан, презрительно фыркнув. – Правда, раз никто другой в их бордели не наведывается, они и не спрашивают, от кого у девочек дурная болезнь. – Он усмехнулся. – Не, думаю, твоему несостоявшемуся тестю мы скажем что-нибудь другое.
– А что?
Леофсиг не был настолько склонен волноваться попусту, как его отец или брат, но распрощаться с девушкой, на которой уже почти собрался жениться, – это вам не фунт оливок!
– Что-нибудь подходящее, – твердо промолвил отец. – Мы с мамой придумаем, что. А ты не волнуйся. Если столкнешься с Фельгильдой на улице, делай вид, будто ничего не знаешь.
– Ну ладно. – Какой из него выйдет лицедей, Леофсиг тоже не знал, но надеялся, что выяснять не придется. Юноша широко зевнул. Нет, все треволнения придется отложить до утра. – Доброй ночи, отец, – проговорил он, вставая из-за стола. – Спасибо.
– Рано благодарить, когда ничего еще не сделано, – молвил Хестан. – Но, думаю, мы на твою беду найдем управу.
Когда на следующее утро Леофсиг явился на кухню, собираясь позавтракать овсянкой и прихватить приготовленные сестрой на обед хлеб с маслом, лук и сыр, матушка уже месила тесто. Печь хлеб самим было дешевле, чем покупать у пекаря; с тех пор, как рыжики заняли Громхеорт, Эльфриде и Конберге все чаще приходилось вставать к печи. Тесто было какого-то неправильного цвета – должно быть, пшеничную муку разбавили овсяной. Спасибо, хоть не молотым горохом или чечевицей, как в самые голодные месяцы минувшей зимы.
– Кажется, мы с отцом нашли чем успокоить семью Фельгильды, чтобы те не слишком обижались, когда мы разорвем вашу помолвку, – заметила Эльфрида. – Придется раскошелиться – но для чего еще нужны деньги, как не для того, чтобы подмазать нужных людей.
– На меня и так потратили слишком много, – пробурчал Леофсиг, набив овсянкой рот, потом отхлебнул кислого красного вина и продолжил: – Сколько народу вам пришлось подмазать, когда я удрал из лагеря для военнопленных?
– Неважно, – ответила мать. – Кроме того, те, кому мы заплатили, уже сгинули кто куда. А нынешние альгарвейские жандармы и не заподозорят неладного.
Спорить он не стал – времени не было. Прихватив полотняный мешок с обедом и жестяную флягу, наполненную тем же кислым вином, юноша поспешил к дверям.
