в холодное время устраивается очаг и где непривычному человеку не только жить, но и сидеть невозможно от дыма и смрада. Береговые покупают у оленных промышленников все, что надо, а потому те и другие живут во взаимном согласии и дружбе; но береговые находятся у оленных в полной зависимости. Береговые сетями, оплетенными из ремней и растянутыми подо льдом, ловят тюленей (которые запутываются в ловушках головой и ластами) и хитро промышляют волков на китовые кольца. Китовый ус, с обоих концов заостренный, чукчи связывают веревкой и поливают водой так, что кольцо покрывается льдиной, которая намазывается жиром. Веревку снимают прочь: волк проглатывает кольцо, растаявший ус распрямляется и раздирает зверю внутренности.
Но главный и любимый промысел чукчей — на огромного сального зверя моржа, когда он выходит на берег полежать, помычать и почесаться о камни. Загораживая зверю путь в воду, чукчи убивают его своими дротиками. Как без оленя тундровым бродягам, без лошади кочевнику, без верблюда степняку, так без моржа чукче жизнь не в жизнь. Из толстой кожи его дикарь делает упряжь на оленей и подошвы на обувь, из внутренностей шьет себе легкую непромокаемую одежду против дождей. Сало его едят в охотку и считают за лакомство такую невкусную пищу, каково мясо белого медведя, какова кожа кита, и все это без соли, которую не любят и не очень ценят. Рыбу едят только по нужде.
Береговые чукчи вместо оленей ездят на собаках.
Не только чукчи, а еще больше их жители огромного полуострова Камчатки (камчадалы) и большая часть бродячих народов прибегают к езде на собаках как к самому удобному способу езды в тех местах, где лошади плохо ведутся и не в состоянии выдержать всех неудобств и лишений, какими преисполнен этот пустынный и негостеприимный угол Сибири.
Не будь этого способа к переездам, мало бы нашлось охотников побывать в тех местах, и мы не могли бы рассказать о всех этих народах даже и так коротко, как рассказали теперь. Езда на собаках многих любознательных людей выручала из бед и пособила им узнать про те страны, которые были до того неизвестны, и про те народы, с которыми теперь русские завели торговлю.
Для езды на собаках употребляют или санки, или нарты. Ездок и охотник ездит на санках; кто желает покойной езды и не хлопочет об удальстве, тот садится в нарту, как в кузов, и защищается от ветра под волчком, или кибиткой. Нарты укрепляются на длинных полозьях с отлогими загибами и этим похожи на наши салазки с той разницей, что копылья не вколачиваются, а привязываются к полозьям. При нарте полагается каюр, или ямщик, который сидит на доске, как бы на козлах. На санках каюра осмеют: там нужно самому править. На нартах возят тяжести и проехали все те, от которых мы эти рассказы слышим.
Ездовые собаки (лучшие камчатские) похожи на дворняжек и бывают покрыты густой и длинной шерстью изжелта-белого цвета. Животное смирное: на людей не бросается, редкие кусаются; однако ненавидят и рвут домашнюю птицу и свиней; зато без лая, как телята, идут послушно на свою работу. На суках ездят только от нужды; щенят приучают к службе с самых малых лет, разъезжая на них неподалеку за водой, за дровами. Летом и осенью, когда езды на них не требуется, они ходят по воле и сами ловят себе рыбу в реках; при этом, когда рыбы много, собака ест только голову. Когда рыба исчезнет, собаки, едва шевеля ногами от жира, тащатся к юртам хозяев, но пищи от них не получают. Питаясь всякой дрянью, перебиваясь с крохи на кроху мелкотой, больше воровским промыслом, собаки в это время спадают в теле. Недели за две до первого снега им воровство и кровопролитные драки за выброшенную кость воспрещаются: хозяева привязывают собак сворами попарно и кормят только раз в три или два дня. Собака худеет, становится легка на ногу, в дороге не загорится и не испортится. Выморив собак, ездок запрягает их в нарту, смотря по клади, от девяти до пятнадцати; чиновников уважают и двумя десятками. Тогда и езда бывает шибче и показистее. Один охотский начальник ездил, впрочем, не иначе как на пятидесяти. В санки же впрягают не больше десяти, но и не меньше пяти (смотря по дороге). Семь хороших собак везут 10, а иногда и 12 пудов. Впрягают попарно; вперед пускают приученную, которая стоит 15 рублей. Передовая собака должна знать, что слова: ках-ках! значат — направо; хуга-хога! — налево; тцы-а! а-а! — стой; кес-кес! — пошел.
В ременной упряжи бегут собаки по таким глубоким снегам, где тяжелая лошадь завязла бы по брюхо, и с одинаковой легкостью по тонкому льду, который и человека с трудом сдерживает. В самую сильную пургу, когда нельзя открыть глаз, собаки не сбиваются с дороги; а когда ветер у них начнет захватывать дыхание и нет возможности продолжать путь, собаки, ложась рядом с каюром, согревают его. Они даже предупреждают хозяина: когда роют в снегу ямы и ложатся в них, значит, надо сидеть дома — метель будет.
Без длинной деревянной кочерги, или оштола, ни один каюр в дорогу де пускается. Приделывая на конце крюка побрякушку или колокольчики и потряхивая палкой, ездок без слов дает знать собакам, что он работой их недоволен и велит везти себя шибче. Этот же оштол он бросит в ленивую, и, подхватив на лету, втыкает низким концом впереди нарты, и, бороня землю, останавливается на всем бегу. Оштолом же каюр обороняет санки от деревьев на узеньких собачьих дорогах или же поддерживается в раскатах и на косогорах.
Вообще езда на собаках дело нелегкое и требует большой привычки и крепкой сноровки не только на лесных дорогах, но и на ровной тундре. За собаками водятся дурные привычки: не только при виде зверя, но и на следе его, они оставляют намеченный путь и сворачивают в сторону. Ни сильные руки, ни оштол, к которому собаки во всякое другое время оказывают большое почтение, не спасают ездоков, когда собаки вздумают свернуть в сторону или остановиться на месте, найдя по пути мертвую птицу, мерзлую рыбу. В этом случае собаки начинают драку, путают упряжь: и алаки, или лямки, на шее и потяги, или постромки с кольцами, — час пробьешься, не распутаешь. Очень нередко собаки, немного отбежав от дому, вдруг ни с того ни с сего поворачивают назад и показывают такое упрямство, что каюр принужден бывает повиноваться, чтобы дома вздуть им бока и начинать
