Звонарёв. — Прощайся с жизнью! Эх, позарились... Уговаривал, гад. И сам загиб, и нас подвёл...
Туман, гонимый холодом, к полуночи поднялся. Стало лунно. И пленники, привязанные к гладкостволому ясеню, озябли. Партизаны грелись неподалёку у костра, на поляне. Гвалтовали, смеялись. Оттуда доносил ветерок чудесный аромат британской тушёнки. Тихон Маркяныч о многом передумал в эти последние, как показалось, в жизни минуты. Он шевелил, дёргал рукой, пока узел верёвки не ослаб. Тлела в душе надежда: незаметно скрыться в лесу. Но едва лишь ворохнулся, как охранник вскочил с земли, что-то крикнул. У костра отозвались. С фонариком пришёл важный молчаливый мужчина. Он осветил лица казаков и с досады присвистнул. Подумал немного. И, указав на Тихона Маркяныча, вполне спокойно молвил:
— Uno vecchio. Rilasciare![78]
Тот, кто охранял пленных, снял с них верёвки и, подталкивая дулом автомата, повёл по уклонистой дороге.
«Значится, хана... Не иначе в распыл... И бечь некуды... — сокрушался Тихон Маркяныч. — Полинку жалко! Не послухал её... Одна теперича останется...»
Звонарёв, ожидая в любую секунду выстрела, ковылял на полусогнутых. А Тихон Маркяныч, наоборот, вытянулся, как на параде, шагал, шепча молитвы. Они вспоминались сами собой, накаляя душу... Время тянулось, и как-то незаметно стихли шаги конвоира. Опамятовавшись, Тихон Маркяныч выдохнул:
— Оглянись, ты зрячий, Васька. Иде он, стражник?
Среди гор, чёрных как тушь, дорога, осиянная луной, просматривалась далеко. Василий Петрович оглянулся ещё раз, смелей, и, очумев от радости, рванул вперёд! Тихон Маркяныч поспешил за ним, но закололо сердце. И он, сбавив ход, еле телепал на подъёмник, недобром поминая хуторянина, бросившего его...
Однако Василь ожидал, унимая одышку, на валуне у обочины. Только что пережитое — потеря повозки, захват и освобождение (партизаны не брали казаков в плен, расстреливали) — весь этот ночной кошмар лишил его мужества. Казак вдруг запричитал с той тоской, с какой хоронят родных. Тихон Маркяныч выругал его, пристыдил за слабодушие. Старику до муки хотелось курить. Но в карманах, выпотрошенных при обыске, лишь гулял ветерок.
— Ажник чудно, что не шлёпнули, — вполголоса рассуждал Тихон Маркяныч. — Никак вожак отпустил. Господь от смерти отвёл!
Коротали холодную ночь в затишке лиственниц, прижавшись спинами. Меж игольчатых ветвей, вдали, в голубоватом озарении, виднелась долина. А над остроконечными вершинами деревьев роились незнакомые созвездия, особенно яркие на грифельном горном небе. Тихон Маркяныч, вздыхая и дрожа, взирал на них, пока не задремал. А Василь возбуждённо рассказывал и рассказывал о своих переживаниях, не слыша посапываний умолкнувшего старика...
Виноградные клетки, к изумлению ключевцев, были рядом. Поздним утром они подошли к сторожу-итальянцу, жестами показали, что голодны. Бородач вроде партизана разрешил поживиться. Крупные тёмно-синие виноградины лопались во рту, были на редкость сладки. Рвали и насыщались до тяжести в животах, точно про запас...
На великую радость, увидели казачий разъезд. Поведали о нападении и о судьбе урядника. Породистый черночубый хорунжий в заломленной набок фуражке, круто поворачивая своего мослаковатого жеребца, распалился:
— Мы тута службу несём! Партизан гоняем, а вы, как саранча, на винограде пасётесь... Так вам, бродягам, и надо! А ну, уматывайте к едрене фене! Позорники! Побираться явились... Вас бы арестовать и плетьми до казармы гнать! Жадюги! Мы в боях гибнем, а они на ж... приключения шукают. Убирайтесь восвояси! Живо! Кому я гутарю?
Ошеломлённые дурью командира разъезда, Тихон Маркяныч и Василь понуро зашагали к окраине Торченто. Перестук подков вскоре растаял за спиной. Солнечный ветер схватывал пыль на дороге. Тонко пахло виноградной медвянью. Тихон Маркяныч вдруг, запоздало разгневавшись, сорвал с головы фуражку и хлопнул оземь:
— Сукин сын! Бусорь! Мы к нему с бедой, а он нас матюками... Рази ж это казак? Брат наш? Сродник?
7
Запись в дневнике Клауса фон Хорста.
«28 декабря 1944 г. Цветль.
Нахожусь в Австрии со второго дня Рождества. Мне поручено проинспектировать лагерь РОА, в котором также батальон Некрасова из Запасного казачьего полка. Посетил офицерские и унтер-офицерские школы, готовящие пополнение для будущего корпуса фон Паннвица. Некрасов произвёл впечатление деятельного командира и обратился ко мне с проблемами. Во-первых, двойные звания (немецкие и казачьи) создают неразбериху, вредят дисциплине. Например, один и тот же человек может одновременно быть казачьим полковником и немецким майором. Это на совести штаба ГУКВ. Есть факты притеснения казаков немецкими унтер-офицерами. Начальник лагеря майор Бауэр пообещал их устранить. Он — русскоговорящий, и положение, несомненно, изменится к лучшему. Жаловался Некрасов на скудное питание: утром и вечером — кофе с лёгкой закуской, на обед лишь суп в ограниченном количестве, а горячий полноценный ужин всего четыре раза в неделю. В остальные дни — сухой паёк. Впрочем, и казаки порой привередничают! Недавно наш повар заставил помощника-казака заправить фасолевую похлёбку по-немецки мукой, но казаки отказались от пищи якобы из-за неприятного вкуса. У туземцев свои привычки.
Гиммлер и генерал Кестринг возлагают большие надежды на будущий корпус Паннвица, постепенно вырастающий из дивизии, и домановские казачьи полки, которые в дальнейшем могут составить второй корпус! Они бы, несомненно, стали ядром мощной армии Власова, создание которой провозгласил учредительный съезд КОНР[79] в Праге. Первая дивизия РОА уже формируется в Мюнзингене.
Вермахт переживает моральный подъём, вызванный победоносным наступлением в Арденнах. Наши танки вклинились между американскими узлами обороны и повели за собой армии, поддерживаемые с воздуха. Фронт прорван на глубину 50—70 километров! Герои фюрера уже у Мааса. Несомненно, следующая цель — Антверпен, база снабжения англо-американцев. И если укрепится Западный фронт, появится шанс успешно действовать и против Советов.
Ключом Восточного фронта в данный момент стала Венгрия. Русские окружили Будапешт. В огненном кольце сражаются 11 героических дивизий! В ближайшие дни, думаю, эта группировка генерала Пфеффер-Вильденбруха будет деблокирована танковым ударом извне.
17 января 1945 г. Цоссен Штаб сухопутных войск.
Сегодня я представлял командование Добровольческих сил «Ост» на совещании у Гудериана.
Русские начали наступление в Польше намного раньше, чем прогнозировал абвер. Неприятель нанёс удар с рубежа Вислы. Ему удалось прорвать нашу оборону по фронту до 250 километров и углубиться до 100 километров. Пала Варшава. Парадокс! Оттягивая силы вермахта с запада, Сталин бросает на бойню своих солдат, чтобы спасти от разгрома недавних врагов, ярых антисоветчиков, среди которых первую скрипку играл Черчилль!
Столь же первоочередной задачей остаётся операция по освобождению будапештского гарнизона. На этом не раз акцентировал внимание фюрер. Венгерский и венский нефтяные районы — последние источники горючего для немецких танков и самолётов. Нехватка топлива сорвала наступление на Антверпен. Крайняя недостача бензина
