– Повторяю, – продолжал Камилл, – что эта сцена на постоялом дворе, если тебе так больше нравится, неприлична.
Вернись откуда пришла, я зайду к тебе через минуту.
– Ты с ума сошел, Камилл? – пронзительно расхохоталась креолка. – И ты полагаешь, я попадусь в эту грубую ловушку? Не ты ли клялся, что мы уедем через неделю?
– Богом клянусь, Долорес: через десять минут я буду у тебя.
– Я больше не верю в Бога, Камилл, а ты и вовсе никогда в Него не верил, – возразила креолка.
– Чего же вы хотите? – вмешалась мадемуазель де Вальженез.
Госпожа де Розан не удостоила ее ответом.
– Да замолчите вы, Сюзанна! – повторил Камилл.
Он повернулся к жене:
– Если ты не хочешь, чтобы я к тебе куда-нибудь зашел, чтобы объясниться, чего тебе в таком случае надо?
– Камилл! – молвила г-жа де Розан, с мрачной решимостью вынимая спрятанный на груди кинжал. – Я пришла сюда, чтобы убить тебя и эту женщину. Но после того, что я услышала из своей комнаты, мои намерения изменились.
Угрожающий тон, которым г-жа де Розан произнесла последние слова, ее суровый взгляд, хмурое выражение лица, сверкающие ненавистью глаза, судорожно зажатый в руке кинжал, наконец, сотрясавшая ее тихая ярость смутили любовников, и они непроизвольно схватились за руки.
Первой мыслью или, вернее, инстинктивным движением Сюзанны было броситься на г-жу де Розан и вырвать с помощью Камилла кинжал. Но Камилл ее удержал.
Видя же, что самые худшие его предположения оправдываются, Камилл соскользнул с постели и протянул руку, чтобы привести в исполнение план Сюзанны.
Но креолка остановила его взглядом.
– Не подходи, Камилл! – сказала она. – Не пытайся отнять у меня кинжал. Или, клянусь честью, я убью тебя, как гадину!
Камилл отпрянул, столько решимости было во взгляде г-жи де Розан.
– Прошу тебя, Долорес, выслушай меня! – сказал он.
– А-а, испугался! – усмехнулась мадемуазель де Вальженез.
– Еще раз прошу вас, Сюзанна: молчите! – строго проговорил американец. – Вы же видите, что мне необходимо поговорить с несчастной девочкой!
– Тебе ни к чему со мной говорить, Камилл, ведь я ничего не хочу слушать, – возразила г-жа де Розан.
– Чего же ты от меня требуешь, Долорес? – опустив голову, спросил Камилл. – Я готов сделать все, что пожелаешь.
– Трус! Трус! Трус! – глухо пробормотала Сюзанна.
Камилл не слышал или сделал вид, что не слышит ее слов, и повторил:
– Говори! Чего ты от меня требуешь?
– Я требую, – начала г-жа де Розан, убежденная в том, что наказание в ее руках, – чтобы ты долго и мучительно искупал свой грех.
– Я искуплю!.. – сказал Камилл.
– Да, да, – прошептала креолка. – Дольше, но раньше, чем ты думаешь.
– Начинаю прямо сейчас, Долорес: посмотри, я уже покраснел.
– Этого недостаточно, – покачала головой Долорес.
– Я знаю, что виноват, очень виноват. Я вся жизнь готов заглаживать свою вину.
– А я, Камилл? – усмехнулась Сюзанна. – Какое место в своем искуплении ты отводишь мне?
– Послушай, Долорес, не обращай внимания! – вскричал молодой человек. – Клянусь, что сделаю все от меня зависящее, чтобы ты забыла об этой минутной ошибке.
Но Долорес снова покачала головой.
– Этого недостаточно, – повторила она.
– Чего же ты хочешь?
– Сейчас скажу.
Госпожа де Розан на мгновение задумалась, потом продолжала:
– Я тебе сказала, Камилл, что все слышала из соседней комнаты.
– Продолжай!
– О! – пробормотала Сюзанна.
– Следовательно, тебе известно, – продолжала креолка, что я знаю все. Итак, Камилл, сам того не сознавая, не замечая, ты только и делал что говорил с этой женщиной обо мне, хотя предал меня ради нее.
– Верно! – вскричал Камилл, радуясь тому, что его жена слышала, как ссора разгорелась у него из-за нее с Сюзанной, – Видишь, Долорес, я всегда тебя любил!
Сюзанна издала нечто подобное на рычание.
– Говорить обо мне в такую минуту, – заметила Долорес, – значило признаваться в угрызениях совести.
– Это было воспоминание, больше чем воспоминание – крик души! – пролепетал Камилл.
– Ах, негодяй! – прошептала Сюзанна.
Камилл чуть заметно пожал плечами.
– Я действительно думаю, что это был крик души! – серьезно проговорила Долорес. – Ты меня любил, вспоминал обо мне, даже в присутствии той, ради которой меня предавал.
– Да, да, клянусь, я любил тебя! – выкрикнул Камилл.
– На сей раз можешь не клясться, – с горькой усмешкой разрешила креолка. – Ты говоришь правду, я знаю. И именно на твоей любви ко мне, которую ты так и не смог задушить, я и построю свою месть.
– Что ты хочешь сказать? – спросил Камилл, снова почувствовав беспокойство, хотя он был далек от того, чтобы угадать истинные намерения жены.
– Твоя смерть, Камилл, явилась бы краткой и глупой местью. Нет, нет, я хочу, чтобы ты остался жив, но влачил остатки дней в мучениях, столь же ужасных, как твое преступление, и, чтобы моя месть неизгладимо и навсегда отпечаталась в твоей душе.
В это мгновение мадемуазель де Вальженез, поняв, какую месть замышляет г-жа де Розан, подняла голову, и в ее глазах, на губах, в лице мелькнула злорадная усмешка.
Но ни Камилл, ни его жена этого не заметили.
– Я хочу, – продолжала Долорес, все более оживляясь и приходя в восторженное состояние мученицы, – я хочу, чтобы твоя жизнь превратилась в долгую, томительную смерть. Я хочу, чтобы ты был наказан на столько лет, сколько я выстрадала дней. Я хочу, чтобы ты видел меня каждый час, каждую минуту рядом, перед собой, позади себя, у своего изголовья, за столом.
Я хочу стать твоей вечной тенью, твоим страшным призраком.
Я хочу, чтобы ты плакал до последней своей минуты. Чтобы остаться в твоих мыслях на всю твою жизнь, я ухожу в небытие.
Раз тебе мало Коломбана-призрака, я хочу, чтобы к тебе являлся еще и призрак Долорес.
С этими словами креолка, уже несколько минут нащупывавшая левой рукой место, где бьется ее сердце, приставила туда острие кинжала и, как показалось, без усилий, без крика, вонзила клинок по самую рукоятку.
Кровь брызнула Камиллу в лицо; почувствовав на себе ее мертвящее тепло, он поднес руки, а когда оторвал их от своего лица, они были красными и липкими.
Сюзанна пристально следила за каждым движением Долорес с той самой минуты, как угадала ее намерения.
