— Это то, о чем мне положено заботиться. Не забудь отом, что я тебе говорила, Спархок. Утром я вас выпущу, — заключила Миртаи.Она вышла из комнаты и закрыла за собой дверь, и тут же до Спархока с Эланойдонесся громкий звук ключа, поворачивающегося в замке.
— Этакая громила, — беспомощно рассмеяласьЭлана. — Давай-ка лучше отправляйся в ванную, а то от тебя пахнет непоймешь чем. О, кстати, будь так добр, верни мне мое кольцо обратно.
Он вытянул вперед обе руки.
— Какое из них? — спросил он. — Хоть убей, яне могу их различить.
— Конечно же, это, — она указала на его левуюруку.
— И как ты его узнаешь? — сняв кольцо и одевая егона палец королевы спросил Спархок.
— Да любой, у кого есть глаза, различит их.
— Ну, как скажешь, — пожал плечами Спархок.
По правде говоря, Спархок не привык принимать ванну вприсутствие молодых леди, но Элана, казалось, ни в какую не желала лишать егосвоего общества. И он начал свой рассказ, принимая ванну, и продолжил его за ихвечерней трапезой. Однако было и такое в долгом повествовании Спархока, чтоЭлана не смогла понять или понимала неправильно, но основные события мирились сее пониманием и воображением. Когда Спархок поведал ей о смерти Кьюрика, юнаякоролева побледнела и на глазах ее выступили слезы, но выражение скорбисменилось жестокостью, едва она узнала об участи, что постигла Энниаса, еететку и кузена. Кое о чем Спархок умолчал, а о некотором не упомянул и вовсе.Порою рыцарь как бы невзначай замечал: «Тебе стоило бы быть там». Особенностарательно он избегал упоминание о том отчаянии и печали, что опустилась намир и проникли людские души после смерти Азеша. Он считал, что негоже говоритьоб этом молодой женщине вначале ее беременности.
А затем, когда уже смеркалось и они лежали рядом на мягкойуютной постели в теплом успокаивающем полумраке, Элана рассказала ему о техсобытиях, что произошли здесь в его отсутствии.
Возможно, из-за того, что они лежали в постели, разговорзашел о сновидениях.
— Это был такой странный сон, — мягко произнеслаЭлана, поуютнее устроившись в его объятиях. — Яркая радуга сплошь укрывалакупол небес, и мы были на острове, самом чудном и необыкновенно прекрасном. Тамросли деревья, очень древние, и в их изумрудной зелени прятался мраморныйдворец с изящными белыми колоннами, и я ждала там тебя и твоих друзей. И затемвы пришли, каждый ведомый диковинным белоснежным зверем. Сефрения поджидала васвместе со мной, и казалась она совсем юной, и была там малышка, еще совсемдитя, она играла на свирели и кружилась в танце. И вела себя в точности какмаленькая императрица, и каждый подчинялся ее приказам. — Эланахихикнула. — Она даже назвала тебя старым ворчливым медведем. А затем онаповела речь о Беллиоме. Все это оказалось очень сложным и туманным, и я понялалишь немногое из сказанного.
И никто из них ее слов не понял, вспомнил Спархок, а сон,значит, снился еще и Элане. Интересно, подумал рыцарь, почему Флейта позвала иее?
— А потом мне снился еще один сон, — продолжилакоролева, — но ты его знаешь.
— Как?
— Ты сам только что рассказал мне его, — сказалаона, — весь до конца. Мне снилось в мельчайших подробностях все, чтопроисходило в Храме Азеша в Земохе. Моя кровь стыла в жилах, когда ты мне обэтом рассказывал.
— Я бы не стал так волноваться об этом, любимая, —как можно спокойнее проговорил Спархок. — Мы стали очень близки другдругу, и нет ничего удивительного в том, что ты знаешь, о чем я думаю.
— Ты это серьезно?
— Конечно. Так всегда происходит. Спроси любую замужнююженщину, и она скажет тебе, что ей всегда известно, что на уме у ее мужа.
— Ну-у, — с сомнением протянула Элана, —может быть. — Она прижалась поближе к нему. — Любимый, что-то тысегодня ночью не особо внимателен ко мне, — капризно проговорилаона. — Это потому, что я становлюсь жирной и безобразной?
— Конечно же нет. Я знаю, что ты в «деликатномположении». Миртаи предупредила меня, чтобы я был с тобой как можно осторожнееи обходительнее. Она вырежет мне печенку, если подумает, что я причинил тебеболь.
— Здесь нет Миртаи, Спархок.
— Но только у нее ключ от двери.
— О, нет, это не совсем так, — самодовольнопроизнесла королева, потянувшись рукой под подушку. — Дверь запирается собеих сторон, и она не откроется, пока ее не отопрут и с той, и с другойстороны. — Элана вручила Спархоку огромный ключ.
— Какая интересная дверь, — улыбнулся он.
— Запри ее, Спархок. И смотри не потеряйся, когдабудешь возвращаться обратно в постель.
Позже Спархок соскользнул с кровати и подошел к окну. Онзадумчиво всматривался в дождливую ночь, окутавшую Симмур. Теперь все позади.Он не будет уж больше подниматься рано до зари и наблюдать, как в серебряныхлучах утреннего солнца грациозные женщины Джироха с черной вуалью на лицахспешат за водой к колодцу с глиняными кувшинами на плечах, не будет скитаться вдальних землях с Сапфирной Розой у самого своего сердца. Он наконецвозвратился, правда теперь он был гораздо старше, и более печальным, и уже нестоль безрассудным, как раньше. Он наконец вернулся домой, и очень надеялся,что войны его завершены, также как и долгие, исполненные нужды и лишений походыи путешествия. Они называли его Анакха, человеком, который сам вершит своюсудьбу, и он твердо решил, что вся его будущая жизнь пройдет в этомнепривлекательном городе с бледной прекрасной молодой женщиной, которая спитспокойным безмятежным сном, раскинувшись на мягкой широкой постели, что лишь внескольких шагах от Спархока.
Было принято решение это раз и навсегда, и, облегченновздохнув, умиротворенный Спархок вернулся обратно под одеяло, поближе к своейжене.
Эпилог
Этот год весна наступала неохотно, и нежданный поздний холодпоморозил все фруктовые деревья, уничтожив все шансы на урожай. Лето выдалосьмокрым и облачным, а жатва — скудной.
Армии западной Эозии вернулись домой из Лэморканда и,отложив подальше свои мечи, бывшие воины занялись тяжелыми земляными работамина неухоженных заросших полях, где теперь только чертополох и рос в изобилии. ВЛэморканде разразились междоусобные войны, что, однако, ни для кого не былоудивительным; в Пелосии вспыхнуло восстание; а нищих около церквей и у воротгородов на западе прибавилось.
