– Говард, папе очень плохо. У него температура сорок градусов. Врач сейчас как раз у него.
– Что случилось? – Картер робко высвободился из объятии.
– Я не знаю, ночью я услышала крик из его комнаты. Я хотела узнать, что произошло, но когда я вошла в его комнату, он уже сидел на кровати и сказал, что ему приснился дурной сон. Я вернулась обратно. А сегодня утром у него начался жар. Он едва может говорить.
Говард попытался утешить Эвелин:
– Подобные приступы жара часто случаются в этом климате. Они проходят так же быстро, как и начинаются. Последняя неделя выдалась нелегкой для него.
В этот момент из номера вышел Мухаммед Бадави – врач отеля. Он был очень озабочен.
– Все выглядит не очень хорошо, миледи. Его светлости срочно необходимо клиническое лечение. Лучше всего будет, если вы отвезете вашего отца в каирскую клинику, как только его состояние немного стабилизируется. Если хотите, я могу сопровождать вас в дороге.
– Как он себя чувствует, доктор?
– Он сейчас снова в сознании. Но это еще не говорит о том, что его состояние в целом улучшается.
– Папу сейчас можно перевозить?
– Вы можете снять вагон в ночном поезде в Каир. И, если позволите, я дам вам совет, миледи: чем быстрее вы на это решитесь, тем лучше будет для пациента.
Доктор Бадави еще не закончил, как дверь в номер лорда распахнулась и в коридор вышел сам Карнарвон, На нем была пижама цвета охры. Лицо – багряно-красное. Кожа на лице так натянулась, что, казалось, вот-вот готова была лопнуть. Пот градом катился по лбу, а глаза, похожие на темные стеклянные шары, вылезали из орбит.
– Папа! – взволнованно вскричала Эвелин. Доктор Бадави и Картер в ужасе глядели на лорда. Он стоял как привидение, затем заговорил глухим голосом:
– Я слышал Тутанхамона. Фараон требует вернуть свои сокровища.
– Он бредит, – прошептала Эвелин, повернувшись к доктору Бадави. – Вы должны что-нибудь сделать, пожалуйста!
– Это все из-за жара! – ответил врач, не спуская глаз с лорда.
И только Говард понимал, о чем в лихорадочном бреду говорит Карнарвон.
– Мне кажется, отправка сокровищ, которой занимался лорд отняла у него много сил. Нечего скрывать, мы все в каком-то смысле расхитители этой гробницы, даже я.
Доктор Бадави осторожно, будто перед ним была норовистая лошадь, приблизился к лорду Карнарвону, взял его под руку и увел обратно в номер. Эвелин и Картер отправились вслед за ними. Они и не подозревали, в какой опасности находятся, снова укладывая лорда Карнарвона в постель.
Эвелин взбила подушку, как вдруг почувствовала какой-то твердый предмет. В тот же момент она вытащила из-под подушки револьвер.
– Что все это значит? – растерянно спросила она.
Картер взял у нее оружие и вытряхнул патроны из барабана, потом успокаивающе ответил:
– Этот револьвер принадлежит мне. Я давал его твоему отцу на время. Он думал, что ему угрожает опасность.
– Это смешно! – резко возразила Эвелин и сдержанно добавила: – Кто может покушаться на жизнь лорда?
– Я не знаю, – ответил Говард, – но когда твой отец продал эксклюзивные права на репортажи лондонской «Таймс», он точно не нажил себе друзей.
Эвелин пожала плечами.
После того как Карнарвона снова уложили в постель, он успокоился. Лорд пристально смотрел в потолок, будто прислушивался к далеким голосам. В который раз доктор Бадави измерил его пульс и ободряюще кивнул Эвелин.
– Все будет хорошо, – тихо сказал он низким голосом, как всегда делал после окончания работы.
Когда доктор, Эвелин и Картер стояли вокруг лорда, больной вдруг начал быстро моргать, словно в нем проснулась жизнь. Не отводя глаз от потолка, Карнарвон нерешительно позвал:
– Эвелин! Пусть придет Картер!
– Папа, он стоит тут, возле тебя! – ответила дочь, радуясь, что лорд снова пришел в себя.
– Мистер Картер!
– Да, милорд.
– Мистер Картер, я решил уехать. Мы сегодня отправимся в Каир вечерним поездом…
– Но, милорд, вы ведь больны. Вы должны несколько дней соблюдать постельный режим, прежде чем сможете совершить долгое путешествие по железной дороге.
– Пустяки!
Карнарвон приподнялся и продолжил говорить, хотя все еще смотрел прямо перед собой, словно не мог поверить в сказанное:
– Небольшой жар, не более того. Я только хотел сказать вам: мне жаль, что я иногда скверно обходился с вами.
– Ничего, милорд. Нам необязательно говорить об этом сейчас. Это заберет много времени.
– Нет, мистер Картер! Я наверняка больше не вернусь сюда.
Картер наморщил лоб и, вопросительно взглянув на Эвелин, осведомился:
– Как это понимать? Вы уверены, что больше не хотите возвращаться в Луксор?
– Да, именно так. Я покидаю поле битвы. Вы – король Луксора. А это намного больше, чем титул английского лорда.
– Стоит вам поправиться, и вы посмотрите на вещи другими глазами.
– Нет, Картер. Теперь идите. Не заставляйте ждать фараона из-за какого-то нездорового лорда. – Потом Карнарвон обратился к дочери: – Мы собираем вещи.
Утром, как всегда, Филлис принесла Картеру свежие газеты. Большинство статей доставили Говарду удовольствие, некоторые удивили сообщениями о том, что происходит в Долине царей. В то утро статья в «Иджипшиан газетт» очень обеспокоила Говарда. Заголовок гласил: «Проклятие фараона».
В газете писали, что перед ступенями, которые вели в гробницу Тутанхамона, была найдена глиняная табличка с надписью: «Смерть покроет своими крылами всякого, кто потревожит покой фараона».
Говард, взволнованный заметкой, привлек к ответу своего старшего рабочего Ахмеда Гургара.
– Почему мне никто не сообщил об этой находке? И где сейчас эта табличка?
Ахмед чистосердечно заявил, что такого артефакта с начала раскопок никто не находил. Каллендер, который в отсутствие Картера оставался за главного, тоже ничего не знал.
– Но ведь газетные писаки не могли высосать эту историю из пальца! – возмущенно кричал Картер.
В щекотливых ситуациях, подобных этой, Каллендер обычно сохранял спокойствие и поэтому уверенно ответил:
– Почему нет? Если вы вспомните все, что до сих пор о вас писали в газетах, то и эту статью вполне можно подвергнуть сомнению.
Говард скривился.
– Вы правы, Каллендер. Вот только надпись не похожа на выдумки репортеров. Это проклятие было обнаружено во многих гробницах. И теперь я не знаю, как относиться к этой истории.
– Позвольте мне один вопрос, – серьезно произнес Каллендер, – этот текст беспокоит вас каким-то образом при условии, если он, конечно, существует?
