как во времена революции. Госпожа де Бов и ее дочь Бланш в нерешительности застыли на противоположном тротуаре, к ним присоединились госпожа Марти с дочерью Валентиной.
– Боже, что за толпа! – воскликнула госпожа Марти. – Внутри настоящее смертоубийство… Я сюда не собиралась, поздно встала, решила прогуляться, и вот…
– А я дала мужу слово, что отправлюсь на Монмартр повидать его сестру, – откликнулась госпожа де Бов. – Но, проходя мимо, вспомнила, что давно хотела купить тесьму, так почему бы не здесь? Больше мне ничего не нужно, и я клянусь, что не расстанусь ни с одним су!
Клятвы и обещания ничего не значили: обе дамы как завороженные смотрели на центральный вход, их уже заразил настрой толпы.
– Я боюсь этого места… – прошептала госпожа де Бов. – Идем же, Бланш, иначе попадем в давку.
Ее голос дрожал – стадное чувство заглушало даже инстинкт самосохранения. Госпожа Марти тоже сдалась.
– Держись за мое платье, Валентина, – то и дело повторяла она. – Никогда еще такого не было, нас уже несет, что же будет внутри?!
Повернуть назад они уже не могли. Поток покупательниц, заполнивших вестибюль, втягивал в себя горожанок со всего Парижа, подобно могучей реке, увлекающей за собой воды всех ручьев и речек, текущих в ее долине. Посетительницы двигались очень медленно, их подпирали чужие плечи, к ним прижимались мягкие потные животы, каждый вдох и выдох являл собой тяжкий труд, но неудобства только подстегивали любопытство. В толпе смешались дамы в шелках, мещаночки, принарядившиеся в лучшие, но все равно жалкие платья, и простоволосые горожанки, воспламененные общей страстью. Несколько мужчин, невесть как затесавшихся в женское сообщество, тревожно озирались, кормилица, оказавшаяся в самой гуще, держала на вытянутых вверх руках радостно гукающего младенца. Негодовала лишь тощая женщина, зло бранившая соседку за то, что та, по ее мнению, слишком плотно к ней прижимается.
– Боюсь остаться без нижней юбки, – время от времени растерянно повторяла графиня де Бов.
Госпожа Марти, пока что не разгорячившаяся после уличной прохлады, молча привстала на цыпочки, чтобы вглядеться поверх голов в глубины «Счастья». Зрачки ее серых глаз превратились в щелочки, точь-в-точь как у кошки, прыгнувшей с яркого света в тень. Выглядела госпожа Марти хорошо отдохнувшей, взгляд был ясный и свежий.
– Ну слава богу! – произнесла она, сделав глубокий вдох, когда они наконец добрались до зала Сент-Огюстен, который, к их изумлению, оказался почти пустым. Обе дамы и их дочери ощутили сладостное блаженство, словно бы перенесясь из зимы в весну. По улицам гулял ледяной ветер, начался ливень, а в галереях «Счастья», расцвеченных легкими тканями нежных оттенков, воцарилась летняя мода.
– Смотрите, смотрите! – воскликнула госпожа де Бов, устремив взгляд на раскрытые зонты, которые яркими щитами покрывали стены, от застекленного потолка до карниза из полированного дуба. Вокруг аркад верхних этажей зонты складывались в узоры, они спадали гирляндами вдоль колонн, теснились на балюстрадах и перилах лестниц. Симметричное расположение зонтов раскрашивало стены в красный, зеленый и желтый цвета, они напоминали большие венецианские фонари, зажженные на гигантском карнавале. В углах декораторы собрали сложные созвездия из зонтов по тридцать девять су за штуку, и их нежные оттенки – бледно-голубой, кремово-белый, пудровый розовый – мерцали как ночники. С огромных японских парасолей взлетали в пурпурное небо золотистые журавли, сверкая оттенками огня.
Госпожа Марти пришла в восторг:
– Феерично! – Она тряхнула головой, избавляясь от наваждения, и произнесла уже спокойнее: – Дайте мне сориентироваться… Так, идем в галантерею… Я куплю тесьму, и мы немедленно покинем это место.
– Составлю вам компанию, – решила мадам де Бов. – Ты согласна, Бланш? Мы просто прогуляемся по магазину…
Дамы вольны были обманываться, но как только они перешагнули порог «Дамского Счастья», все было кончено. Они пошли налево и вместо переведенной на другой этаж галантереи увидели отдел рюшей и оборок, а за ним – царство украшений. В закрытых галереях было очень жарко и влажно, как в оранжерее, пахло тканями и людским потом. Они вернулись к двери, где формировался поток на выход, нескончаемое шествие женщин с детьми, над которыми плыло облако красных шаров. Муре распорядился приготовить сорок тысяч воздушных шаров и велел расставить продавцов, чтобы раздавать их. Казалось, что в огромных мыльных пузырях на невидимых веревочках отражается зонтичный пожар, освещая весь магазин.
– Волшебный мир, мы будто в сказку попали, – сказала госпожа де Бов, поняв, что они потерялись.
Их толкали и теснили входящие и выходящие, так что помощь инспектора Жува пришлась очень кстати. Этот серьезный господин был облечен властью и наделен особыми, почти полицейскими, полномочиями. Он проводил свой рабочий день в вестибюле, зорко следил за покупательницами, выискивал среди них воровок, а самое большое внимание уделял толстухам, чьи глаза горели жадным огнем вожделения.
– Дамы, желаете добраться до галантереи? – учтиво поинтересовался он. – Она вот там, по левую руку, сразу за трикотажем.
Госпожа де Бов поблагодарила Жува, и в этот момент обернувшаяся госпожа Марти поняла, что Валентины нет рядом. Она испугалась, но почти сразу заметила дочь, успевшую отойти достаточно далеко. Девушка застыла у демонстрационного столика и таращилась на женские галстуки по девятнадцать су. Муре фактически использовал зазывал, презрев чистоплюйство некоторых собратьев, считавших, что «товар должен говорить сам за себя». Специальные продавцы, нанятые из числа парижских бездельников и балагуров, сбывали таким образом уйму разнообразного барахла.
– О, мама, – пролепетала Валентина, – только взгляни на эту прелесть! В уголке, вот здесь, вышита птичка.
Приказчик нахваливал товар, клялся, что галстуки сделаны из чистого шелка, что производитель разорился и таких больше не будет.
– Подумать только, девятнадцать су! – приговаривала госпожа Марти, вслед за дочерью поддавшись пароксизму покупательского азарта. – Мы не разоримся, если я возьму две штуки.
А вот госпожа де Бов не соблазнилась: она терпеть не могла, когда ей что-то навязывали, настойчивость продавцов вызывала обратный эффект. Госпожа Марти искренне удивлялась подобной нервной реакции на расхваливание товара. Она была из тех счастливых натур, которых не пугает принуждение. Ей нравилась ярмарочная атмосфера, возможность все пощупать и потрогать, потратить время на пустые, но веселые разговоры.
– А теперь вперед, за тесьмой, не глядя по сторонам.
И все-таки шарфы и перчатки поколебали ее решимость. Мягкий свет ласкал вещи прелестных, ярких и веселых, цветов. Симметрично расставленные прилавки походили на клумбы, они превращали зал во французский цветник, в котором преобладала нежная гамма оттенков. Из раскрытых коробок и переполненных корзин на полированное дерево струились шелка цвета ярко-красной герани, молочно-белой петуньи, золота хризантем, небесно-голубой вербены. Чуть выше, на медных шестах, цвели платки и ленты, они тянулись по воздуху к колоннам, отражаясь в зеркалах. Воображение публики в следующем отделе потрясало швейцарское шале, сложенное из перчаток: этот шедевр Минье создал за два дня. Первый «этаж» составили черные перчатки, дальше в ход пошли пары соломенного цвета, а изделия цвета резеды и бычьей крови декоратор сделал контрапунктом, превратив их в рамы, балконные двери и черепицу.
– Что я могу вам предложить? – спросил Миньо, увидев госпожу Марти. – У нас есть шведские перчатки превосходного качества, всего франк семьдесят пять за пару…
Он надсаживал голос, приглашая покупательниц к прилавкам, улещивал их приторно-вежливым тоном и, хотя госпожа Марти покачала головой, немедленно продолжил:
– Тирольские перчатки за франк двадцать пять… Детские перчаточки из Турина, вышитые перчатки самых разных цветов…
– Благодарю, я ни в чем не нуждаюсь, – заявила покупательница, но ее голос дрогнул; продавец почувствовал слабину и немедленно выложил перед ней вышитые перчатки. Она не удержалась – купила пару и залилась краской, заметив улыбку госпожи де Бов.
– Полагаете, я совершеннейший ребенок… Вы правы, конечно правы! Если сейчас же не отправлюсь за тесьмой и не уйду отсюда, совсем пропаду.
К несчастью, столпотворение в галантерейном отделе не предполагало быстрого обслуживания. Прошло десять минут, дамы ждали продавца и уже негодовали, как вдруг их отвлекла встреча с госпожой Бурделе и ее тремя детьми. Она со спокойным видом хорошенькой практичной женщины сообщила, что сыновья и дочь
