Мы еще долго беседовали, сидя кружком вокруг слабо светящих факелов, совсем не замечая течения времени, как у нас много раз бывало, когда мы затрагивали интересные для нас темы. Мы всячески обсудили повадки встреченных нами здесь тех, кто приходит и уходит, строя многочисленные догадки и пытаясь представить себе бытие их рас, отмечая при этом, что они из всех, встреченных нами за все время нашего путешествия, гораздо ближе к нам. Обсудили то, что вдруг открылось нам об этом мире, раскрыв нам удивительную тайну его построения и сущности, отметив, что дальнейшее проникновение в его недра наверняка сулит еще более удивительные открытия. Обсудили и то, что само существование таких миров раскрывает перед познающими неведомые ранее, бесконечные и совершенно новые по своей сути пути и горизонты. Увлеченно поговорили и о новых способностях, которые благодаря накопленной мудрости появились у нас в последнее время, а также – о развитии приобретенных раньше, что, несомненно, поможет нам в нашем дальнейшем пути познания. Разумеется, разговор зашел и о самом этом пути, о том, что его продолжение нами не подлежит никакому сомнению. Более того, перед нами теперь открывались несколько путей, по которым можно было пойти, надлежало лишь сделать выбор или избрать очередность. Говорили также о многом другом, что приходило в голову по ходу беседы.
Разговоры наши были неожиданно прерваны ярким светом, которым вновь озарился корабль черепах. Его бесчисленные огни вмиг разогнали темноту ночи, превратив мрачное ущелье в сказочный коридор, ведущий в волшебное царство вечной благодати и процветания. Заискрившиеся бесчисленными звездами и переливами кристаллы стен являли истинное великолепие убранства какого-нибудь мифического дворца или священного храма, рождая восхищение и благоговение. И при созерцании всего этого воспоминание о происшедшем здесь вчера ужасном жестоком побоище казалось невероятным и нелепым, а само оно – кошмарным видением, которого не было и просто не могло быть на самом деле.
Затем на теле корабля примерно на середине его длины между крыльями степенно и медленно стала открываться закругленная дверь, очевидно, весьма больших размеров. Открывалась она весьма необычно: не распахиваясь, как обыкновенная дверь на петлях, а, немного приподнявшись над телом корабля, сдвинулась назад, обнажив обширный проем, освещенный изнутри. Вскоре из него показалось нечто, похожее на небольшую птицу, но других очертаний, нежели сам корабль. Его окутало светящееся облако, подобное кольцам вокруг боевых дисков защитника, и птица отделилась от корабля, зависнув над ним. Дверь так же неторопливо задвинулась на место, а из хвоста птицы вдруг с гулом вырвались два потока пламени, через мгновение превратившись в потоки света, подобные плазменному лучу защитника, только гораздо толще и короче. Птица рванулась вдоль тела корабля к земле, заставив нас замереть от ужаса при мысли о том, что она сейчас со всего лету врежется в незыблемую твердь мудрости. Однако она, к нашему огромному облегчению, описала широкую дугу и, набирая скорость, устремилась вверх, в просторы безбрежья. Мы долго провожали ее взглядом, наблюдая, как она уменьшается в размерах, превращаясь в звездочку, неотличимую от множества других, висящих в этой необозримой бездне. И даже не заметили, когда погасли огни корабля и на ущелье вновь опустился мрак.
– Прощай, Черепаха! – промолвил Хасан, озвучивая мысли всех нас. – Счастливого тебе пути…
После того как челнок растворился в небесной тьме, мы решили, что вполне исполнили свой долг перед собратьями по разуму и можем наконец вернуться в наш дом для полноценного отдыха. Ночная темнота нас нисколько не смущала, так как мы прекрасно помнили все вехи нашего пути, вплоть до самых мельчайших, и нисколько не боялись с него сбиться. Поэтому мы, не мешкая, собрали пожитки и, надув пузыри, отправились в путь. После всех экзотических и чуждых нашему естеству передвижений в виде цепочки символов сквозь твердь мудрости привычные телесные движения и приятное чувство полета доставили нам истинное удовольствие, а темнота и прохлада придали этому путешествию особую остроту ощущений. Уютный дом встретил нас поистине домашним теплом. Поскольку темы для бесед были исчерпаны еще в ущелье, остаток ночи мы всецело посвятили телесным упражнениям и очищению плоти, которыми в последнее время пренебрегали.
Следующий бесконечно длинный день и пришедшую за ним бесконечно длинную ночь мы провели в путешествии по ущелью в надежде достигнуть его конца или начала. Но нам это так и не удалось. Было похоже, что эта гигантская трещина опоясывает весь мир кольцом, деля его кристаллическую скорлупу на две половины. Кое-где, правда, там, где ущелье значительно сужалось, дно его уже начинало вновь зарастать породой. Мы строили много различных догадок о происхождении этого огромного разлома, пытаясь представить себе силы, способные разорвать этот невероятный панцирь. Самой логичной среди них нами в конце концов было признано стремление мудрости все же вырваться наружу, дабы воссоединиться с какой-нибудь формой. Возможно, в тот момент поблизости оказалось большое скопление какого-нибудь материала со свободными узами, и, почувствовав его, мудрость так сильно расперла свою кору изнутри, что та не выдержала и дала трещину.
В последующие дни мы побывали еще в нескольких краях этого мира, воспользовавшись тремя оставшимися выходами из Лабиринта. Однако нам не открылось больше ничего нового, а тем более интересного. Необъятные, ровные, как стол, долины, покрытые слежавшейся в камень красной пылью без единого следа живых существ, низкие плоскогорья из однообразной кристаллической породы, большие и маленькие озера, наполненные живой слизью, – привычные и уже начавшие надоедать ландшафты, которые мы неизменно встречали везде, пролетая на своих пузырях огромные расстояния. Похоже, что тот горный массив, через который проходило ущелье, был здесь единственным в своем роде. Омар даже предположил, что он вовсе не характерен для этого мира и образовался здесь не в ходе формирования коры, а именно в результате той самой катастрофы, что вызвала разлом, затронув гораздо бо́льшую территорию, чем окрестности ущелья.
Тем временем неожиданно выяснилось, что наши съестные припасы и противоядия подходят к концу. Обсудив все это, мы пришли к согласию в том, что нам пора подумать о возвращении. Мы с удовлетворением отметили, что достигли главной цели нашего путешествия, поставленной нами изначально, – увидеть и почувствовать, что же есть такое «иные миры», и попробовать свои силы в подобных путешествиях. Разумеется, это был самый простой случай, который можно было себе представить: он оказался поистине прогулкой с одними лишь хурджунами за спиной. Мы поняли это, увидев здесь настоящие корабли покорителей безбрежья, и смогли представить, что такое настоящие путешествия к иным мирам и что для них необходимо, даже если избрать путь через Лабиринт. И это открытие было для нас не менее важным, чем покорение просторов нашего, как мы его, неожиданно для самих себя, стали называть, мира. Еще более важным и уж совершенно для нас неожиданным событием, которого мы никак здесь не планировали, была встреча, да еще и столь драматическая, с ищущими, причем с сильно отличавшимися по духу и мышлению от всех встреченных нами ранее. Разумеется, читая письмена в скрытом городе, мы узнали о великом множестве и разнообразии живых и разумных форм в безбрежье, но живая встреча, пусть даже с весьма близкими к нам, превосходила по впечатлению даже самые невероятные описания. Однако самым неожиданным и потрясающим открытием, что ожидало нас здесь, была, без сомнения, бездна мудрости. Мы вдруг поняли, что наш путь в ее познании только начался, что за этим порогом перед нами открывается настоящий простор, настоящая бездна, в которую нам еще лишь предстоит погрузиться. В том, что мы рано или поздно перешагнем этот порог, у нас не было никаких сомнений, и в голове каждого из нас прочно укоренилась мысль, что мы еще вернемся сюда.
