народовластия…".
Извините, если кого обидел.
28 сентября 2011
История о экспериментах
Вот послезавтра у меня начнётся очередной эксперимент — дело в том, что я переезжаю, медленно, но верно. И вот, поскольку договор с провайдером не переводится на другое место, а расторгается, и, предположительно, вновь заключается, то я свезу в котомке провайдеру модем с декодером.
Понятно, что мы все тут Internet addicted, и ты, дорогой читатель, точно так же как и я, профукал самую важную часть жизни в этом пространстве.
Но у меня-то в отличие от тебя нет Сети на службе (потому что и службы-то никакой нет). Вот и поглядим, каково жить без этого.
А так-то ещё два дня есть.
Можно надышаться, накачать из Сети писек и сисек, наоставлять туповатых комментариев, выложить пару романов, нарезанных по полторы страницы — или там что ещё.
А можно просто пялится в окно на осень.
Переезжать-то мне в любом случае не в один день и не в одну неделю. Это не тот случай, когда это когда за короткий срок нужно совершить что-то качественное. А я медленно, как жаба, буду ползти по краю болота. Хотя, конечно, да — везде могут случиться свои аисты.
В любом случае — интересно, каково там, без Сети будет (хотя тут есть некоторое лукавство — в мегаполисе, который пропитан wi-fi это эксперимент не чистый, во всяком телефоне почта). Но самое интересное — это перемена привычек: один мой знакомый говорил, что современная эмиграция — это именно перемена привычек.
То есть, раньше эмиграция была трагедией, путешествием с аэрофлотовским Хароном, то теперь ты обнаруживаешь, что у тебя появилась привычка завтракать в турецкой закусочной на углу Дюринерштрассе.
Извините, если кого обидел.
29 сентября 2011
История про Мордовию
Стоял я на холме и говорил о жизни вкупе со смертью.
Сорок дней назад здесь умер последний горшечник. Горшечный промысел возник тут из-за белой глины. Белая глина тут была рядом — этой белой глиной в норах-штольнях как-то завалило какого-то парня.
Были тут ещё крысы.
Нет, про крыс был какой-то отдельный разговор.
Были тут деревни русские, среди мокшанских деревень.
Дорог вовсе не было, а железная лежала в стороне.
Узкоколейка шла на Ковылкино — это я спросил наугад. «А куда узкоколейка-то шла»? — спросил я не зная, а только предчувствуя заброшенный путь. На Ковылкино она шла, а зачем — никто не знает.
Тут и умереть хорошо, подумал я.
Извините, если кого обидел.
30 сентября 2011
История про текущую литературную жизнь
Ну что, дали "Ясную поляну"-то соколикам нашим — Катишонок и главную (за дожитие) — Искандеру.
Извините, если кого обидел.
03 октября 2011
История про докудраму
Зачем-то посмотрел сейчас фильм о Лиле Брик — полное, беспримесное говно.
Особенно ужасны рисунки, которыми разнообразят этот жанр «документальной драмы» (Да, я знаю значение этого термина).
Карандашные фигуры иллюстрируют ссору Шкловского с Брик, причём Шкловский выходит толстым грузным человеком, волосатым, набриолиненным, с чёлкой похожей на гитлеровскую. Всё это комментирует банда идиотов, включая актрису Тихомирову.
Извините, если кого обидел.
03 октября 2011
История про одно вставание
Я посмотрел «Трёх мушкетёров» Пола Андерсона. Фильм годный, и что важно, с нестыдной озвучкой. Я всё боялся, что Андерсон пойдёт по гибельному пути расшучивания со штрафными квитанциями за неверную парковку лошади (почти такая сцена у него-таки есть), но в остальным годное, годное кино. «Обитель зла» со шпагами и в кринолинах вкупе с подвязками Милы Йовович.
Хотя понятно, что это всё традиционный постмодернизм — «Три мушкетёра» это вообще главный сюжет постмодернизма — там действие (которое успешные люди называют словом «экшен», там кровь, любовь и морковь. В общем, это очень продуктивный сюжет.
Массовая культура с этими мушкетёрами ведёт себя как мартышка с очками — то к носу их прижмёт, то их полижет.
Да что там, мне ли, написавшему книгу «Группа Тревиля», это говорить.
Но тут ещё есть другой вопрос — ни в одном классическом произведении так не убивают людей пачками.
Не знаю даже, с чем и сравнить.
Чтобы два раза не вставать, я ещё о Стиве Джобсе скажу. Меня давно занимает феномен выговаривания общества в момент смерти публичного человека. То есть, всякая тварь, имеющая голос, в момент чужой смерти бормочет что-то, а в момент собственной — кричит. Если хватает сил, конечно.
То есть, что-то нужно сказать, но непонятно что.
Это я видел задолго до Живого Журнала — когда умер Брежнев, у магазина на станции Манихино такие разговоры велись, что Боже мой. Но как царь умрёт — жди перемен, а в сравнительно спокойный период тоже хочется выговаривания, и вот. Джобс это как раз идеальный пример.
С одной стороны — не спрашивай, по ком звонит колокол, звонит он по тебе и всё такое.
Ужас, да.
С другой стороны с публичными фигурами много неясного. Большая часть народонаселения совершенно не знает других человеческих особей, их качеств и свойств.
Мужья не знают привычек своих жён, а родители не понимают жизни своих детей.
С Джобсом тоже непонятно — и слова «Ну, Джобс… Ну он — гений… Ну, он — айфон!» ясности не прибавляют. Вдруг Джобс — это не единственный творец айфона, вдруг мы вообще мало что знаем об этом приборе, и Джобсе как о руководителе.
Не оттого, что он плох, а оттого, что всё по-другому.
У меня, кстати, ворох знакомых начинал самодеятельные некрологи со слов «Я вообще-то продукцию «Apple» не люблю, но должен сказать…»
Джобс это символ гаджетов, а некрологи символ сопереживания.
История с покойником развивается по классическим лекалам. Сначала публика выбирает объект переживания, а затем приходят люди, доказывающее, что новопредставленный был нехорош и нечист на руку, потом вовсе становится непонятно, то ли он украл, то ли у его шубу украли.
Через неделю всё забывается.
Кстати, приезжали ко мне люди с телевидения — брать интервью. Приехали без света, тут же сломали у меня лампу, и сконфузились. А, сконфузившись, сломали другую. Спрашивали про блоги и литературу.
Извините, если кого обидел.
10 октября 2011
История про Среду и Сеть
Жить условиях блоговой абстиненции оказалось чрезвычайно интересно. Блоги — Бог с ними, но я