— Он многим обязан мне, если не считать еще и того, что мы родственники. Он мне двоюродный брат со стороны бабушки. — Шон прервал разговор, так как между их телами появилось маленькое тельце. — Кто это тут? Неужели сам Минни Маус пришел к нам?
Клодия заерзала, чтобы дать место ребенку, а Минни счастливо устроилась между двух теплых тел и положила голову на руку Шону. Он прижал ребенка поближе к себе.
— Она такая сладенькая, — гладила Клодия головку ребенка, — так и хочется ее скушать.
Потом наступила длительная тишина, и Шон думал, что Клодия уже уснула, но та вдруг заговорила снова, на этот раз тихо и задумчиво.
Этот простой вопрос содержал много ловушек и подвохов. Он предполагал совместную жизнь, совместное хозяйство с домом, детьми и ответственностью — все те вещи, которых Шон избегал всю свою жизнь. Вопрос должен был удивить его, но вместо этого он почувствовал тепло и уют.
* * *
Шумно стучал портативный генератор Хонда, его лампочки, развешанные на шестах, окружали площадку, на которой стоял вертолет.
Технологические люки были открыты, а с воздухозаборников сняты защитные решетки. Португальский пилот в синем комбинезоне наблюдал за русскими пленниками и проверял все, что те делали. Португалец очень быстро хорошо узнал и начал понимать генерала Чайну и понял, сколь шаткой оказалась его собственная позиция. За то короткое время, которое он провел с РЕНАМО, ему не один раз представлялась возможность быть свидетелем того, как генерал наказывает оскорбивших его или не выполнивших его приказ, и теперь каждый раз, когда он работал, он чувствовал на себе эти черные фанатичные глаза.
Было уже за полночь, но генерал еще и не думал отдыхать. Он летал весь предыдущий день от рассвета до самого заката, приземляясь только для того, чтобы наполнить машину топливом. Нормальный человек давно бы выбился из сил, португальский пилот уже несколько часов назад проковылял в свою палатку, но генерала Чайну, казалось, усталость не берет. Он семенил вокруг вертолета, наблюдая за каждым движением, за каждым действием, постоянно задавая вопросы, требовал поторопиться и был таким беспокойным, как будто им овладела какая-то темная страсть.
— Вы должны подготовить ее к полетам к рассвету, — повторял он, казалось, уже в тысячный раз за эту ночь, после чего поплелся обратно в полотняную палатку, которую он использовал как передвижную штаб-квартиру, где раскладывал большую карту и вновь изучал диспозицию своих войск, ворча себе что-то под нос.
На карте генерал отмечал то, что заметил с воздуха: расположение трудовых лагерей ФРЕЛИМО и грубые дороги, которые они подготовили для вывоза древесины. Он очень скоро уяснил себе объем вырубки и количество людей, собранных в трудовые батальоны. Он быстро понял, что напрасно искать такой маленький отряд среди такого количества народа. Он знал, что любой след продвижения Шона будет быстро уничтожен при такой густоте населения. Он не смел посылать следопытов или преследователей в зону лесоповала. Он уже потерял около сорока человек во время атаки ФРЕЛИМО и сопутствующего ей лесного пожара.
— Нет, я должен быть терпелив, — сказал он сам себе.
Он провел руками по карте.
Операция ФРЕЛИМО еще не зашла так далеко на юг, в тот район, где расположены холмы, которые охраняют подходы к Лимпопо. Между холмами и рекой лес редеет и уступает место открытому вельду. Это была полоса шириной в пятьдесят километров — очень подходящая местность для выслеживания беглецов, местность, которую им необходимо будет пересечь, чтобы добраться до реки и границы. Генерал Чайна решил установить свою последнюю заградительную линию именно здесь. Весь этот день он перевозил свежие войска, которые предоставил в его распоряжение генерал Типпу Тип. В своей задней кабине вертолет мог перевозить четырнадцать человек с полным полевым снаряжением, и им пришлось сделать одиннадцать рейсов. Они перепрыгивали через лес, полностью нагруженные штурмовыми войсками, и высаживали их вдоль холмов с приказом установить наблюдательные посты на каждой вершине холма и следить за впадинами между холмами. Сейчас у него там было около ста пятидесяти человек, которые должны были отрезать полковника Кортни от Лимпопо.
Генерал Чайна уставился на карту так, как будто это был портрет белого человека. Он снова испытал великое разочарование и расстройство. Он уже почти держал в руках белого человека, окружил его группой преследования, перерезав все возможные пути к отходу, и тут вмешалось ФРЕЛИМО; лес под ним был весь скрыт густыми клубами дыма, а по радио звучали крики его людей, взывающих о помощи, в то время как их поглощало пламя.
Типпу Тип напрасно старался убедить его, что Шон Кортни погиб в огне лесного пожара: он, генерал Чайна, знал своего противника лучше. Он сбросил со своего вертолета своих собственных следопытов, как только пожарище остыло настолько, что человек мог по нему ходить. Они нашли то место, где белый человек спрятал своих людей, чтобы уберечь их от жары — отпечатки тел все еще сохранились в рыхлой земле, — и они нашли следы, которые вели на юг, постоянно на юг.
Весь последующий день генерал провел в поисках, летая на малой высоте, но дым мешал ему, ограничив зону видимости до маленького кружка под самым вертолетом.
Эта дополнительная неудача только подхлестнула его. Хитрость белого человека и удача, которые помогли ему избежать всех ловушек генерала, только распаляли его ненависть. За те долгие часы, когда он перебрасывал последнюю линию штурмовых войск на свои позиции, Чайна был занят тем, что придумывал способы отмщения, придумывал самые изощренные пытки, которым он подвергнет Шона Кортни и его женщину, как только те окажутся в его руках.
Тогда ему никуда не надо будет торопиться. Он растянет удовольствие, увеличивая их мучения и страдания, как ростовщик пополняет запас своих шекелей. Он, конечно, начнет с женщины, а белый человек будет на это смотреть. После того как Типпу Тип полностью насладится ей, они отдадут ее солдатам. Чайна лично отберет самых неудержимых, с самыми уродливыми лицами, с деформированными телами, с членами, как у слонов. Некоторые из его людей были по-настоящему примечательны в своих физических уродствах. Он отдаст ее им после Типпу Типа, а потом настанет очередь больных, больных венерическими и кожными болезнями, тех, которые ходят с открытыми трофическими язвами и покрыты струпьями. Да, это будет чудесный спорт. Интересно, насколько сильна окажется американская женщина, сколько она выдержит? Что у нее откажет первым — ум или тело? Очень интересно будет выяснить это, и, конечно, белый человек будет наблюдать все это каждую секунду.
И только когда с женщиной будет покончено, настанет очередь полковника Шона Кортни. Он еще до конца не решил, что он с ним сделает, тут таятся большие возможности. Однако этот мужик — тертый калач. Он может протянуть несколько дней, может, даже недель. Эти планы, мечты вызвали улыбку на губах генерала Чайны, и он настолько успокоил свое раздражение, что даже откинулся на спинку своего полотняного стула, запахнул полы своей шинели и наконец уснул.
