загибать про долг, род и «да я от своего слова не отступлюсь».
Но Его Всерыжейшество втягивает в себя воздух, зажмуривается и выпаливает единой строкой:
— Мелони-мне-нужно-тебе-сказать-боюсь-я-нарушил-своё-слово-и-у-меня-чувства-к-другому-человеку.
Слова падают, как облетающая на снег рябина. Дальше идёт невнятно, но очень виновато. Что-то вроде «простияпонимаюэтонедопустимо». Стою, смотрю, как Морковка равняется цветом с рябиновыми ягодами. Жду, пока в женишке кончится воздух.
— Грызи? — уточняю потом и закидываю снежок в кусты.
Симфония звуков. Насыщеннее, чем у прощальников. Морковка делает жесты утопающего. Ещё немного — и его нужно будет охлаждать в снежке.
— Серьёзно — «откуда узнала»? Тоже мне, тайна для Следопыта. Окстись! Ты на неё с Энкера пялишься, как Дрызга — на выпивку! Небось, Конфетка с Пираткой уже ставки делают!
«Проща-а-а-ай!», — издеваются прощальники над Морковкой. Того сейчас хватит карачун. И мне придётся сплавлять по воде не кораблик, а его.
— Ты… ты думаешь… все знают?!
— Кроме Грызи, это точно. Тут будь спокоен — она твой секрет разгадает, когда ты её в храм брачеваться потащишь. И то — большой вопрос!
Видок у Яниста настолько оглоушенный, что я не выдерживаю и начинаю хохотать. Над ним, его секретом, над Грызи, которой такое вот счастье подвалило, а она и не догадывается. Я хохочу и не помню — сколько лет назад смеялась вот так же, без причины и до слёз.
И вообще — смеялась ли.
Морковка стоит и пучит глаза. Потом отмирает и оттаивает, улыбается несмело:
— Совсем забыл, как ты смеёшься. Но… ты точно не сердишься?
— С чего б? Ты же в кои-то веки от меня отстанешь с этой дурью насчет пожениться. Да, и для Грызи ты уж точно будешь получше Мясника.
Размотай его кишки мантикора. Позволяю себе помечтать насчёт Грызи, которая с грозным видом отвешивает Нэйшу пинка от ворот питомника. Со словами: «Ты мне тут теперь никто!»
Морковке явно видится что-то менее радостное.
— То есть, постой… ты думаешь, что я собираюсь… Мелони, ты не так меня поняла! При всех моих чувствах к госпоже Арделл — я не думаю, что какие-то ухаживания с моей стороны будут уместными, и… я едва ли в её вкусе, и я точно не думаю, что я ей симпатичен, и я уж точно не собираюсь ставить её в известность… То есть, конечно, я полагаю, что она заслуживает счастья, но…
Останавливаюсь и сгребаю больше снега. Так, чтобы с одного удара вышибить из Морковки романтическую дурь.
— Поправь меня. Ты собираешься остаться при питомнике, на который тебе плевать. Страдать по морю, кораблям и Зарифью. И при этом просто вздыхать по Грызи издалека?! Портреты её рисовать, вызывать на дуэль Нэйша, жрать её глазами и обеспечивать ей счастье с кем-то другим?!
Морковка открывает рот, меряет лицо глазами и рот закрывает. Видать, в его мыслях это звучало немного более возвышенно.
— Думаешь, насчёт дуэли — хорошая идея? Я хотел сказать — мой Дар, его Дар, да ещё боевые навыки…
Молча залепляю в физиономию бывшего женишка снежком. Янист пригибается и снежок провожает взглядом.
— … и если ты не поняла — это была шутка, — и чуть не встречает челюстью второй снежок. — Эй, а этот за что? Ау! В приличном обществе туда не целятся!
За приличное общество награждаю его четвёртым и пятым. Олкест — мишень трудная, уворачивается, пригибается и прячется за деревьями. Но руки-то с детства помнят.
— А ну иди сюда! Я из тебя твою книжную премудрость ща как вылуплю!
Морковка носится между деревьями и прикрывает рыжую шевелюру. Распугивает прощальников и верещит: «Это нечестно! Я не могу тебе ответить! Мне нельзя швыряться снежками в мою нареченную и вообще, в Даму!»
Отправляю в ответ снежки пополам с фразочками: «За Даму отдельно огребёшь! Сидеть он в питомнике решил! Вздыхать по уголочкам! С Пухликом квасить!»
Бах! Особо меткий снежок прилетает Морковке в лоб, и Его Светлость растягивается на снегу. Машет шапкой, сдаваясь: всё, ранила-убила-перемирие.
— Меня очень трогает такая твоя забота, — поднимает палец, нажимает на лоб, куда прилетел снежок. — О-о-чень трогает, да. Но можно спросить — с чего ты так…
В горле ещё прыгают искристые пузырики смеха, а может, детства. Машу рукой: сам как думаешь?
— Видал сегодня церемонию? Мы не знаем, когда нас возьмёт вода. И где мы будем после этого. И будем ли где-то. Так что какой смысл тратить своё время на лишнее или чужое? Найди своё. Не трать время.
Мы с Морковкой идём по лесной дороге бок о бок — ступаем не спеша, и прощальники поют нам в спины. Я отряхиваю от снега оранжево-зелёные варежки.
Рыцарь Морковка пытается отряхнуть всего себя и косится — готовит речь.
— Я решу, — выжимает наконец из себя. — Может, правда уйду в море. Или вернусь в общину к учителю Найго. Или… другое. Наверное, даже скоро. Хочешь — могу тебе пообещать, что решу.
Но думает он явно не об этом. И в голосе у него улыбка. И ухмыляется он как-то странно, когда смотрит на меня.
— Чего?
— Ничего. Рад, что нашёл тебя, — будто он не полирует мне мозги уже пару лун. — Не пропадай опять, ладно?
Из-под ног выпархивает целая стая прощальников, облопавшихся рябиной. Пожимаю плечами и сообщаю Его Светлости, что я вообще-то и не собиралась никуда.
Разве что Грызи на какую-нибудь оказию с Пухликом вызовет.
КОРАБЛИ ПЛЫВУТ. Ч. 4
ЛАЙЛ ГРОСКИ
— После познакомитесь, мантикорьи дети! Сидр куда сныкали?! Быстро тащите что есть, у нас тут Корабельный день. А сами валите хоть к Дикту с Акантой!
Эрли распоряжался совсем по-старому — задорно, от души награждая помощничков лёгкими пинками, помощнички похмыкивали, уворачивались и тащили на стол съестное. Попутно подмигивая мне как дорогому гостю.
— Сурово ты с ними, — посетовал я.
— Так не из Корпуса же народ. Поверишь, нет — я уже по муштре соскучился. Там раз сказал — и поняли, а тут — пока вобьёшь…
— Так ты, похоже, не в то место вбиваешь.
— В сидяче-думательное, — Кузен наподдал под зад последнему подчинённому: здоровенный парень торчал на пороге и с разинутым ртом на меня пялился. — Ладно, сойдёт. Небогато, но уж как есть.
Эрли прибеднялся. Коридоры замка обжитыми не выглядели, а вот комнатка, где мы сидели, была обставлена с шиком и любовью к красоте. Пара даматских ковров по стенам, отменная коллекция оружия мечей, ножей, кинжалов, пол — сплошь в пушистых шкурах… Мел удар бы хватил.
Несомненный почерк кузена: всегда любил принарядиться и прикупить что-нибудь невиданное — хоть бы и