заметил монахиню, которая сидела на легкой тахте.
Если хотите знать, как она выглядела, послушайте:
На голове ее шапочка пятицветная,
Вышитая узорами яркими и приметными.
Халат златотканый ее стоит богатства несметного.
На ней башмачки с головками фениксов дивными,
Пояс ее – крученый, с радужными переливами.
Лик у нее увядший, словно цветы осенние,
Заморозками тронутые в их запоздалом цветении,
А голосок подобен ласточки щебету нежному,
Когда весною у пагоды гнездо свое лепит, прилежная.
Три основных учения166 давно этой женщине ведомы,
Четыре великих истины ею поняты и исследованы,
В них она совершенствуется, правде единой предана.
Пустота беспредельная сущего мудрой женою постигнута,
Жизнь вечная и блаженная в горных краях достигнута.
Там обитает она, бодисатва, всем людям известная,
Имя ее – Пиланьпо – снискало любовь повсеместную.
Сунь У-кун приблизился к бодисатве, поклонился и воскликнул:
– О бодисатва Пиланьпо! Приветствую тебя!
Бодисатва сразу же сошла с тахты, сложила руки ладонями вместе и, возвращая поклон, произнесла:
– Великий Мудрец! Прости, что не вышла встречать тебя! Ты откуда прибыл?
– Как же ты узнала, что меня зовут Великий Мудрец? – удивился Сунь У-кун.
– Когда ты учинил великое буйство в небесных чертогах, – отвечала бодисатва, – везде и всюду сообщили описание твоей наружности. Кто же теперь не опознает тебя?
– Вот уж верно говорят: «Добрая слава дома лежит, а худая – по свету бежит!» О том, что я стал правоверным последователем Будды, тебе, оказывается, даже неизвестно!
– Когда же это ты успел стать правоверным? – удивилась бодисатва Пиланьпо. – Что ж, если это так, то от всего сердца поздравляю тебя!
– Недавно я даже удостоился получить повеление, – произнес Сунь У-кун. – Мне поручено охранять моего наставника Танского монаха в путешествии на Запад за священными книгами. Но вот по дороге наставник повстречался в даосском монастыре – храм Желтого цветка с даосским монахом, который отравил его чаем. Я вступил было в борьбу с этим даосом-оборотнем, но он стал излучать бесчисленные золотистые лучи, которые накрыли меня, словно колпаком, и я едва избавился от них благодаря своему волшебству. Мне известно, что ты, бодисатва, можешь уничтожить его золотистые лучи, а потому и явился к тебе. Умоляю, не откажи мне в моей просьбе.
– Кто же мог рассказать тебе об этом? – удивилась бодисатва. – Вот уже более трехсот лет прошло с того времени, как я была на празднике Милосердия167, и за все это время ни разу никуда не выходила. Я даже скрыла свое имя, и никто не знает обо мне. Каким же образом ты узнал?
– Ты ведь знаешь, что я земной дух и могу появляться всюду, где мне только вздумается.
– Ладно! Ладно! Молчи! – перебила его бодисатва Планьпо. – Мне, собственно, не следовало бы выполнять твою просьбу. Но раз ты сам, Великий Мудрец, удостоил меня своим посещением, я не могу отказать тебе и отправлюсь с тобою. Нельзя допустить, чтобы твой наставник не выполнил своего священного долга.
Сунь У-кун принялся благодарить бодисатву:
– Прости мне мою невежливость, но позволь все же поторопить тебя; и потом скажи, какое возьмешь с собой оружие?
– У меня есть вышивальная игла, – отвечала бодисатва. – Она способна пронзить насмерть негодяя даоса.
Сунь У-кун не сдержался и проговорил:
– Видно, обманула наставница меня. Если б я раньше знал, что можно справиться вышивальной иглой, то не утруждал бы тебя, поскольку таких иголок я смог бы раздобыть целый дань.
– Твои иглы – это обычные иглы, сделанные из стали, а вот моя игла – это волшебный талисман: он не стальной, не железный и не золотой, а закаленный в луче солнца моим сыном.
– А кто же твой сын? – спросил Сунь У-кун.
– Правитель созвездия Мао.
Изумлению Сунь У-куна не было границ. Двинувшись в путь, он давно уже заметил ярко блестевшие золотистые лучи.
– Вон там! – воскликнул он, обращаясь к бодисатве. – Видишь золотистые лучи? Там – даосский монастырь – храм Желтого цветка.
Пиланьпо тотчас же вынула из воротника вышивальную иглу, тоненькую, как бровинка, длиною не более пяти или шести фэней. Она подбросила ее несколько раз на ладони, а затем кинула в воздух. Вскоре раздался оглушительный треск, и золотистые лучи угасли, словно кто-то разбил их.
– Прекрасно! Замечательно! – восторженно воскликнул Сунь У-кун. – Но надо найти иглу! Непременно найти ее!
Тогда Пиланьпо протянула Сунь У-куну руку и спросила:
– Разве это не она?
После этого Сунь У-кун вместе с бодисатвой спустились на облаке и направились в монастырь. Там они увидели монаха даоса с закрытыми глазами, который не мог ступить и шага.
– Ах ты, мерзавец! – набросился на него Сунь У-кун с ругательствами. – Вздумал еще притворяться слепым?! – Он вытащил из уха свой посох, намереваясь ударить даоса, но бодисатва остановила его:
– Не бей его, Великий Мудрец! Лучше сходи и посмотри, что с твоим наставником.
Сунь У-кун быстро направился в заднее помещение и стал искать наставника на местах, отведенных для гостей. Он увидел всех троих, лежащих на земле. Изо рта у них текла пена. Сунь У-кун стал горько плакать.
– Что же теперь делать? Как быть? – восклицал он.
К нему подошла бодисатва Пиланьпо.
– Не горюй, Великий Мудрец, – утешала она его. – Поскольку я сегодня вышла из дома, то позволь мне совершить еще одно доброе дело. К счастью, у меня при себе пилюли противоядия, и я дам тебе три штуки.
Сунь У-кун повернулся к ней и, низко кланяясь, протянул руки. Бодисатва достала из рукава рваный бумажный сверток, в котором оказались три красные пилюли, вручила их Сунь У-куну и научила его, что надо делать.
Сунь У-кун разжал зубы пострадавших и засунул каждому в рот по одной пилюле.
Вскоре противоядие проникло в желудок и у пострадавших началась сильная рвота. Они изрыгнули из себя яд и вновь обрели жизнь. Первым стал делать попытки встать на четвереньки Чжу Ба-цзе.
– Ну и душило меня! – произнес он.
Вслед за ним очнулись Танский монах и Ша-сэн.
– До чего же нам было дурно! – произнесли оба.
– Вы были отравлены чаем, – пояснил Сунь У-кун. – И обязаны своим спасением бодисатве Пиланьпо. Поторопитесь отблагодарить ее, пока она еще здесь!
Танский монах выпрямился, оправил свои одежды, а затем уже стал благодарить.
– Брат, а где сейчас даос? – спросил Чжу Ба-цзе, обращаясь к Сунь У-куну. – Я хочу спросить его, за что он так жестоко поступил с нами.
Тогда Сунь У-кун рассказал ему всю историю про паучих. Чжу Ба-цзе пришел в ярость.
