Прошло много лет. Алла Борисовна уже с Максимом Галкиным была на какой-то вечеринке, и там оказался Слава Хаит. Это было совсем недавно. Слава рассказывал, что Максим Галкин, с которым, кстати, мы очень много работали на разных корпоративах, часто пересекались в 90‐е годы, подошел к Славе и говорит: «Иди к моей жене, ты ее любимый артист». Слава подошел к Алле Борисовне, и выяснилось, что, действительно, она давно следит за «Квартетом И», знает наши фильмы, смотрела их, очень уважительно относится к нашему творчеству и, действительно, Слава ее любимый артист.
Так ее похвала все же настигла нас через 25 лет.
Тогда же было очень много казино. И была у нас история с клубом «Golden Palace», где арт-директором работала Лена Дунаевская – одна из жен Максима Дунаевского. Это был очень дорогой клуб, дорогое казино, и мы там устраивали трехдневное празднование Хеллоуина. Выходила массовка, люди в каких-то страшных масках, мы показывали свои номера, – в общем, три дня работы. А я еще в то время снимался в передаче «Колесо истории», которую вел Леонид Якубович, где познакомился с артистами «Театра на Юго-Западе». Там работал покойный Виктор Авилов. Он тогда, конечно, гремел, но это уже был закат театра и творческой жизни Виктора. Я предложил Лене, чтобы в какой-то момент программы Виктор Авилов со своими огромными выпученными глазами вышел с канделябром с горящими свечами и что-нибудь прочитал. Лене эта идея очень понравилась. Когда я на съемках предложил это Виктору Авилову и сказал, что можно заработать долларов 300 за один выход, он переспросил: «Сколько?!» Я повторил: «300 долларов за выход. Я лично выбью у Лены Дунаевской. Ты просто в центре программы, в центре Хеллоуина, выходишь со свечой и что-то читаешь. Можешь что-нибудь прочитать такое, в тему: громогласное, грозное?» И он ответил: «Конечно. Я прочитаю Пушкина».
Витя сильно выпивал. А в «Golden Palace» рюмка водки стоила каких-то безумных денег. Я помню, как мы пришли к «Golden Palace» перед Хеллоуином с Витей. Со своим спиртным, конечно, в казино не пускали. У нас была бутылка водки, мы полбутылки выпили и закопали ее под каким-то деревом в куче осенней листвы недалеко от главного входа. Дальше прошли, отработали программу, Витя громогласно и страшно прочитал свой монолог, держа в руках канделябр с тремя свечами. Дальше, когда наступил перерыв, мы вернулись с ним к тому дереву, откопали бутылку и допили ее. И так было три дня подряд.
Помню как, мы выступали на корпоративе в казино «Москва» около трех вокзалов. Камиль вел программу. Он делал конферанс, а потом снимал смокинг, надевал жилетку и присоединялся к нам, и дальше мы работали вчетвером. Потом он опять надевал смокинг и выходил к публике. И вот он вдруг прибегает к нам за кулисы очень возбужденный. А мы еще не отработали всю свою программу.
Камиль говорит: «Все! Я нашел там человека!.. Этот человек – это вообще! Я знаю, кто это! Я сейчас обязательно к нему подойду и дам ему слово». Мы говорим: «Камиль, кто это, скажи нам, кто это?!» – «Нет, это тайна, я все сделаю сам, я все придумал. Я дам ему слово, а потом представлю нас». Камиль убежал, мы, выглядывая из-за кулис, смотрим, как он ходит между столами. А там сидят люди такого вполне бандитского вида, борцы какие-то с такими борцовскими шеями шире головы – серьезные ребята. Камиль подходит к какому-то человеку и говорит: «Уважаемые дамы и господа, как же приятно вот здесь, в этом замечательном зале, увидеть прекрасного человека, которому хочу предоставить слово, потому что это великий комментатор Котэ Махарадзе!» И дает ему микрофон. Тот берет микрофон и очень спокойно говорит: «Дарагой мой! Я очэн люблю Котэ Махарадзе! Это мой близкий друг. Но я – не Котэ Махарадзе. Я народный артист СССР Арчил Гомиашвили». Мы отработали свою программу, получили деньги и ушли через черный вход, потому что окружение Арчила Гомиашвили было не очень довольно.
В другой раз нас пригласили в клуб, мы подготовились, пришли, даже взяли с собой какие-то осветительные приборы, расставили их. А в клубе никого. Организаторы говорят: «Нет, вы должны выступать». Мы удивляемся: «Как выступать, тут три человека?» А они настаивают. Мы говорим: «Ну, это бред – выступать перед пустым залом! Давайте не будем!» Мы потихоньку стали собирать свет, но чувствуем, организаторы нас не отпускают. Они нам ничего не платили вперед, но при этом требовали то ли неустойки, то ли чтобы мы все равно отработали программу, пускай при пустом зале. Каким-то образом мы умудрились убежать. Погони за нами не было. Но было тревожно.
Мы придумали на Новый год фишку – продавать букет – первый букет в наступившем году для своей женщины. В клубе «Московский» тоже обстановочка была, так сказать, напряженная, и лица людей, и контингент были еще те. И вот Камиль разыгрывает этот букет, шаг идет в 100 долларов, какой-то человек кричит: «Триста долларов!» Все весело, здорово, Сережа Петрейков, пытаясь поднять ставку за букет, кричит: «Четыреста долларов!» – и тишина. Мы замерли, мысленно быстро подсчитывая, что нам придется отдать весь свой заработок за этот дурацкий букет. Слава богу, все-таки нашелся какой-то человек, который поднял ставку, и букет был продан.
Как-то мы должны были отработать новогоднюю ночь в клубе «Марио» рядом с Театром Станиславского. У нас были уже смокинги с белыми рубашечками и разноцветные жилетки, и мы должны были с одиннадцати часов вечера до двенадцати встречать в смокингах гостей, а в двенадцать уже в жилетках поздравить всех с Новым годом, продать первый новогодний букет и отработать дальше свою программу. Проходив час в этих своих смокингах, непрерывно улыбаясь и желая всем приятного вечера, переодевшись, мы вышли на сцену и попытались начать продавать букет. Но как-то у нас это не очень пошло. Мы решили тогда зайти с нашего первого музыкального номера. А в клубе набралась достаточно большая компания.
И вот поем мы, поем, пытаемся разогреть и завести публику, как вдруг встает кто-то из-за стола и с кавказским акцентом, по-доброму, говорит: «Дарагой! Дай микрафон!», забирает у Камиля микрофон и говорит: «Гриша, давай!» И здесь выходит «Гриша». Это был Григорий Лепс. Он затянул «Натали» и дальше продолжил петь свои песни одну за другой. Организаторы, увидев такое дело и то, что Гришу не остановить, сказали нам: «Знаете что, ребята, вот вам деньги, вы свободны». Так Григорий Лепс помог нам заработать самые легкие, шальные деньги – всего час перед Новым годом походив в смокингах. В час ночи мы были уже свободны и побежали с радостью праздновать Новый год в своей компании.
Но бывали истории и пострашней. В то время на Олимпийском проспекте была дискотека Лисовского – клуб «ЛИС’С». Я каким-то образом умудрился попасть в этот клуб и договориться с арт-директором, что мы вечером выступаем. Когда мы пришли, выяснилось, что арт-директора уволили. Но мы уже были заявлены в программе, и заплатить нам должны были 300 долларов, как мы с ним договорились. Сережа Петрейков у нас всегда стоял за пультом и включал фонограмму. И вот мы поем, как вдруг – бабах! Фонограмма выключается. Мы ничего не понимаем, поклонились, ушли за кулисы. И вдруг в гримерку прибегает помощник Лисовского и начинает страшно на нас кричать. С ним была охрана, и он отчитывал весь наш коллектив как школьников. Выяснилось, что мы помешали Лисовскому разговаривать с Эдвардом Радзинским. Они разговаривали, и Лисовский сказал своему помощнику: «Кто это там поет? Можно сделать так, чтобы они заткнулись?» И нас заткнули. Этот его помощник небольшого роста, как настоящая шавка хозяина, гавкал на нас, кричал, обещал, что сейчас нас вывезут в лес, изнасилуют и закопают. Я вспомнил Шульца из трудового лагеря, свое комсомольское прошлое и, как организатор этого выступления, проявил характер – бросился на амбразуру и предложил отпустить ребят, потому что они не виноваты, а это я с арт-директором договорился. «Этого арт-директора больше нет!» – ну и там пошел какой-то уже мат-перемат. В общем, возник скандал и очень неприятная, даже страшноватая ситуация. Вдруг этот помощник куда-то побежал, а мы, воспользовавшись этой паузой, потихоньку оттуда сбежали. Я последним спускаюсь на трясущихся ногах по лестнице к выходу, и вдруг вижу девушку Оксану – помощницу Лисовского, которая ничего не знает о нашем конфликте. Она вдруг останавливает меня: «Ну, что? Вы выступили?» У меня во рту пересохло. Не знаю, откуда у меня хватило смелости и наглости, но я довольно спокойно ответил: «Да, выступили». – «Ну, так давайте, заходите ко мне, нужно же с вами рассчитаться!» Я оглянулся назад, думаю, а вдруг сейчас за моей спиной стоит какой-нибудь охранник или этот помощник Лисовского, который услышит или увидит, что мне выдают деньги, и обязательно увезет меня в лес, изнасилует и закопает. Но сзади никого не было. Я зашел в эту комнатку, Оксана выдала мне 300 долларов, я расписался в какой-то ведомости и выбежал прочь. Потом Лисовский узнал об этом – на Оксану нажаловался тот самый помощник, который обещал нас изнасиловать и закопать. Но Лисовский в ответ расхохотался и сказал, что из-за трехсот долларов он никого вывозить в лес не станет.
