В сложной и многотрудной судьбе изучения «Слова» первой, предложившей считать Ярославну дочерью Ярослава Галицкого, была императрица Екатерина II. Любительница русской истории и генеалогии, она много работала над своими «Записками касательно русской истории», доведенными ею до конца XIII века. Та же Екатерина назвала первому издателю «Слова» графу А. И. Мусину-Пушкину имя жены князя Игоря: ее будто бы звали Евфросиния. Доказательства тому были веские: в летописных рассказах упоминались злоключения сына Ярослава — Владимира, который в 1183 году нашел пристанище у своего зятя (то есть мужа сестры) князя новгород-северского Игоря. Отсюда родилось утвердившееся предположение, что Ярославна вышла замуж за Игоря лишь за год до похода, была мачехой его сыновьям, второй женой князя, юной княгиней.
Имя Евфросиния и в самом деле встречается в Любечском синодике, поминальной книге всех черниговских князей и их супруг, но там нет точного указания, что под именем Евфросинии имеется в виду жена князя Игоря, а такой знаток черниговских древностей, как Филарет, и прямо выражал в этом сомнение. И хотя почти двухсотлетняя традиция числит Ярославну Евфросинией, слишком мало подлинных исторических данных, чтобы утверждать это решительно и реконструировать исторический образ героини «Слова». Однако кое-что напомнить о ней мы можем, хотя бы системой отсветов от других зеркал. Вглядевшись пристальней в лица и судьбы современниц Ярославны — женщин XII века, мы, возможно, надежнее высветим прячущуюся во тьме времен поэтическую фигуру героини древней поэмы, ставшую эпосом трех славянских народов — русского, белорусского и украинского.
Мать Ярославны — Ольга Юрьевна
Драматические события, развернувшиеся в то время в семье галицких князей, были столь громкими, что о них хорошо знали и в Киеве, и в Чернигове, и в Новгороде-Северском. Женою старого князя Ярослава Галицкого была Ольга Юрьевна — дочь Юрия Долгорукого. Она и родила Ярославу Галицкому дочь Ярославну. Но у князя была и возлюбленная — Настасья, от нее родился сын Олег Настасьич, который стал отцу дороже законного сына Владимира. Жена Ярослава почувствовала себя столь униженной мужем, что в 1173 году «выбежала княгиня Ярославля из Галича в ляхи с сыном Владимиром», где оставалась несколько месяцев. Сговорившись, сторонники княгини захватили Галич, Настаску сожгли на костре как «чародейку», а князя — могущественного Ярослава — водили к кресту, чтобы он поклялся «яко имети княгиню вправду». Впрочем, вряд ли это способствовало налаживанию семейной жизни в княжьих покоях. Раздоры супругов продолжались, и княгиня нашла приют у могущественных братьев — Андрея Боголюбского и Всеволода Большое Гнездо. После трагической смерти Андрея в любимом его Боголюбове под Владимиром-на-Клязьме Ольга Юрьевна переехала к брату Всеволоду, крестила у него дочь, а перед смертью, как это было принято у княгинь, приняла монашество. Стоит отметить, что, подобно братьям, Ольга Юрьевна была дочерью половецкой княжны Аеповны, дочери хана Аепы Осенева, на которой женился князь Юрий Долгорукий (настоящее ее имя нам неизвестно); таким образом, родная бабка Ярославны была половчанкой, что небезразлично для понимания сюжета поэмы.
Когда князь Игорь выступил в свой неудачный поход против половцев, незадачливый сын Ярослава Владимир, всю жизнь боровшийся с Олегом Настасьичем, руководил обороной Путивля, и Ярославна на его стенах появилась не зря: возможно, она помогала брату. По местным преданиям, так оно и было. Тем более справедливо, что уже в наши дни, в 1983 году, в Путивле воздвигнут памятник Ярославне. А князь Игорь помирил своего шурина с отцом, отправив к нему Владимира в сопровождении своего сына, внука Ярослава. Старый князь Ярослав Галицкий скончался спустя два года после похода князя Игоря — в 1187 году.
Трагедия матери не могла не потрясти Ярославну, так же как гибель ее родного дяди Андрея Боголюбского. Тем более что в его смерти оказалась повинна его жена Улита Кучковна. Участницей заговора стала, таким образом, тетка Ярославны.
Улита Кучковна
Улита была дочерью суздальского боярина Степана Кучки, владевшего землями по берегам реки Москвы. Князь Юрий Долгорукий, проезжая его владения, поссорился с Кучкой и приказал убить его.
Историк Татищев сообщает, что ссора произошла из-за жены боярина, которая приглянулась князю. Места понравились Долгорукому, и он заложил здесь город, долго носивший имя Кучково. Лишь впоследствии стали называть его Москвой.
Детей Кучки князь взял с собой и потом женил сына Андрея на Улите Кучковне. Родные ее, Кучковичи, стали заговорщиками-убийцами Боголюбского — тот им доверял.
Каждое время создает свой идеальный женский образ, парадный портрет эпохи. И в противовес этому парадному, «идеальному» портрету существует и его отрицание: образ роковой женщины, погубительницы, олицетворяющей темные силы зла, воплощающей, как представляется современникам, все дурные стороны века. Образ «демоницы» XII столетия ярко рисует нам в своем «Молении» Даниил Заточник, автор замечательного произведения, написанного, возможно, одновременно со «Словом».
«Что такое жена злая? — спрашивает Даниил Заточник и тут же отвечает: — Злая жена, когда ее бьешь, бесится, а когда кроток с ней — заносится, в богатстве гордой становится, в бедности других злословит… Жены, стойте же в церкви и молитесь Богу и Святой Богородице, а чему хотите учиться, то учитесь дома у своих мужей… Злая жена ни учения не слушает, ни священника не чтит, ни Бога не боится, ни людей не стыдится… Нет на земле ничего лютее женской злобы!»[5]
Существует предположение, что прототипом «злой жены» послужила для Даниила Заточника Улита Кучковна, участвовавшая в убийстве своего мужа. На страницах Радзивилловской летописи (XV век), обильно украшенной миниатюрами, Улита изображена в длинном платье, она держит шуйцу (левую руку) своего супруга — Андрею Боголюбскому отсекли ее заговорщики.
Василиса
Однако были в XII веке и «добрые жены». Причем канон их был создан не только церковным идеалом, например образом Богородицы в известном апокрифе «Хождение Богородицы по мукам», но и былинными сказаниями, недавней историей, которая шла по пятам за своими героинями.
Такова Василиса из былины о новгородском посаднике Ставре Годиновиче. Недавно на стенах Софии Киевской, где, как уже упоминалось, была обнаружена запись сестры князя Игоря, археологи открыли и другой текст: процарапанная подпись «Ставр Гордятич», а рядом, будто в нотариальном документе, запись, удостоверяющая подлинность первой, — кто-то отмечает, что именно Ставру Гордятичу она принадлежит. Не Василиса ли подтверждала подпись мужа? Это было бы вполне в ее духе.
В былине «Ставр Годинович и Василиса Микулишна» подробно описано, как киевский князь Владимир посадил новгородца Ставра Годиновича в погреб за то, что тот похвастался своей молодой женой. Узнав о несчастье с мужем, Василиса надела мужское платье, «подбрила волосы да по-мужичьему», оседлала коня и явилась ко двору князя Владимира будто бы одним из женихов его племянницы Забавы Путятичны. Василиса перехитрила Владимира, выдавая себя за юношу, и победила его в шахматной игре, по существу выиграв мужа в шахматы.
