Как-то раз она позвонила ему – он захворал и не пошел на занятия, – и Сева сказал, что Софы нет дома. Недолго думая Женя пулей собралась, взяла коляску и, сказав бабушке, что идет погулять с Юлей, пешком отправилась в Большой Гнездниковский. Сева очень обрадовался ее приходу, полюбовался на Юлю, даже покачал ее на руках, и принялся жарить котлеты, чтобы покормить проголодавшуюся от пробежки Женю. Пока он готовил, она осматривала квартиру. Большая сорокаметровая комната с высоченными потолками, у одной из стен стоит диван, на котором спит Сева, через всю комнату в небольшом алькове – кровать матери, отгороженная ширмой. Книжные шкафы, буфет с посудой, пианино и круглый стол посреди комнаты – вот и вся обстановка.
– Слушай, Сева, я в прошлый раз не обратила внимания – у вас что, телевизора нет?
– А зачем он нужен? Что там смотреть, советские новости? Или «Голубой огонек» с куплетами «как хорошо в стране Советской жить»?
Юля, сморенная прогулкой и новыми впечатлениями, задремала в коляске. Женя и Сева посмотрели на спящую девочку и решили, что бог с ними, с котлетами. Котлеты могут подождать. Вывезли коляску в прихожую, закрыли дверь и занялись любовью.
Юля заболела, и родственники обвинили в этом Женю, которая ушла гулять с ребенком на несколько часов в жуткий мороз. Сестра взяла больничный и временно освободила Женю от обязанностей няньки. На следующий день, когда все домашние ушли на работу, Сева тайком, чтобы не увидела соседка по квартире Ксения Ивановна, пробрался к Жене. Ксения Ивановна, смутно знавшая, что у Жени появился новый ухажер, все же заподозрила неладное. Она немного подежурила у двери, ничего подозрительного не услышала, и уже двинулась было уходить, но тут из Жениной комнаты опять раздались непонятные звуки. Она постучала и вошла в комнату.
– Женечка, ты бидон мой синий, случайно, не видела?
– Нет, не видела. Я вот сижу, готовлюсь к экзаменам. – Женя в халатике сидела за столом над открытой книгой.
Ксения Ивановна пробормотала что-то неразборчиво и вышла. Сева, голый, вылез из шкафа, куда он спрятался, услышав шаркающие шаги соседки.
– Ладно еще прятаться в шкаф от разъяренного мужа – это по-мужски. Но от старушки-соседки?
– Эта старушка самому Зорге фору даст. У нее глаз-алмаз.
– Я все-таки не понимаю, почему мы должны прятаться? Мы разве делаем что-то плохое, противоречащее законам природы и общества?
– Я не хочу, чтобы папа узнал об этом от соседки, – объяснила Женя. – Я должна ему сама рассказать.
– Ну, так вперед. Со мной что-то не так, я чем-то плох? Не подхожу ему в качестве зятя? Я вроде не косой, не кривой, а наоборот, хорош собой, молод, учусь в университете. Почему меня надо скрывать?
– Пожалуйста, не дави на меня, – взмолилась Женя. – Я знаю, как это надо сделать, и просто жду правильного момента.
– Да почему нужен какой-то особый момент для этого? «Вот это Сева Бялый, я его люблю, он любит меня, и мы хотим пожениться». Ура, все счастливы. И вообще, твои родители должны быть рады, что ты нашла себе еврейского юношу из хорошей семьи.
– Да, но, по-моему, твое еврейство – как раз одна из причин того, что они не очень рады.
– Почему это?
Сева, по-прежнему голый, расхаживал по комнате и курил.
– Не знаю. Папа ненавидит все, что связано с местечковостью. Он считает, что евреи должны ассимилироваться среди других народов, а не стараться сбиться в кучку и держаться за свои предрассудки, искусственно созданные годами гонений. Он поэтому и Израиль не любит. Говорит, Израиль – это просто большое местечко.
– А что такого плохого в местечке? – удивился Сева. – И вообще, ты знаешь, что в местечках была поголовная стопроцентная грамотность? В отличие, скажем, от русской деревни, где кроме старосты никто читать не умел. Еврейские мальчики и девочки обязательно учились читать и писать, ходили в хедер. Антисемиты сделали из штетла синоним всего отсталого и косного. Так, значит, твой отец относится к тем евреям, которые ненавидят самих себя? Не ожидал.
– Во-первых, не говори о моем отце в подобном тоне. Папа ни к кому не относится. Он родился в местечке и знает о нем не понаслышке. А во-вторых, если бы ты надел штаны, мне бы легче было воспринимать лекции о еврейском прошлом.
– А что, разве я не красив? Я, между прочим, сложен как греческий бог. Посмотри на торс, на прямую мышцу живота. А яйца? Такие яйца надо после смерти отделить от тела и сохранить для человечества. Вот только не знаю, в чем хранить, в формалине или в стопроцентном спирте? Жень, ты как считаешь, формалин или спирт?
5
В назначенный день они не поженились. Мама, которая одна только знала, что они подавали заявление в загс, легла в больницу на обследование. Вечером Елизавета Львовна позвонила Жене.
– Вы расписались? Ведь сегодня третье февраля? – спросила она, хотя до этого целый месяц старательно обходила эту тему стороной.
– Ты в больнице, папе ничего не сказали – как здесь жениться?
Отношения у Жени с отцом испортились. Она чувствовала, что он первый раз в жизни недоволен ею. Семен Григорьевич сердился, что она бросила работу, якобы ради учебы, а теперь и не работает, «болтается без дела», как он говорил, и учится тоже не блестяще. Да, пятерками Женя похвастать не могла. Она стала поздно возвращаться домой, от нее пахло сигаретами, она часами говорила по телефону, замолкая каждый раз, когда отец приближался. Но главное, она перестала приходить к нему и делиться своими радостями и проблемами, поверять ему свои секреты, как делала всю жизнь. Он чувствовал, что его Женечка уходит от него. Когда Женя наконец все ему рассказала, Семен Григорьевич вспылил и смахнул пару тарелок со стола.
– Этот человек тебе не подходит. Он ведет себя как вор. Он тебе всю жизнь поломает. Ты разве не видишь, что это волк в овечьей шкуре?
Женя собирала осколки с пола и не отвечала ему. Отец вышел из комнаты, шибанув дверью так, что штукатурка посыпалась.
В середине февраля, оказавшись опять в районе Центрального рынка, Женя с Севой решили зайти в загс, сказать, что они хотели бы перенести свадьбу на другое число. Авоську с мандаринами, купленными на рынке, оставили в предбаннике.
– На какое число вы хотите назначить бракосочетание? – спросила их служащая загса.
– На сегодня, – неожиданно ответил Сева.
Женя с удивлением поглядела на него: ни о чем подобном они не договаривались.
– Как «сегодня»? – удивилась служащая.
– Так, сегодня, – спокойно ответил Сева.
– Нет, так нельзя.
– Почему? Вы даете тридцать дней испытательного срока. А у нас уже прошло больше времени с момента подачи заявления.
– Ну, вы же не пришли вовремя и не предупредили заранее. И потом, мы не можем вот так, с бухты-барахты.
– У нас были уважительные причины. Мама лежала в больнице, – вступила Женя.
