Идея расписаться сегодня, вот так, без всякой подготовки, нравилась ей все больше.
– Ладно, подождите здесь. Я схожу, спрошу заведующую, – служащая ушла в другую комнату, откуда вернулась с другой женщиной средних лет.
Выражение лица у той было более приветливое, она доброжелательно осмотрела жениха и невесту.
– Если дети хотят, то почему нет. Но нужны свидетели. У вас есть свидетели? – спросила заведующая.
– Это мы сейчас организуем.
Они опять побежали на Центральный рынок, на последние копейки купили мимозы и начали обзванивать знакомых в поисках свидетелей. Была середина дня посреди рабочей недели, и никого не оказалось дома.
– Давай этого мужика попросим. Он вроде приятный, – предложил Сева.
– Какого мужика?
– У которого мы цветы купили. Что ему стоит, отойдет на десять минут, и всех дел. Он согласится, ты ему понравилась.
– Сева, ты совсем с ума сошел, да? Мало того что я в маминой немыслимой кофте коричневого цвета, так еще и постороннего мужика брать в свидетели? Нет, я сейчас еще раз позвоню. Ирка точно дома, у нее экзамен, она готовится. Она просто к телефону не подходит, чтобы не отвлекали. Если нет, позвоню Зервас, она, наверное, сумеет с работы отпроситься.
Наконец, на двадцатом или тридцатом гудке, Ирка сломалась и ответила.
– Приезжай к Центральному рынку. Срочно собирайся и выезжай, – прокричала Женя в трубку.
В соседней будке Сева вновь обзванивал своих друзей, но по растерянному выражению его лица было понятно, что так никого и не вызвонил.
– Что случилось? – испугалась Ирка.
– В загс идем. Мы женимся.
– Ой! Вы что, серьезно?
– Только не одевайся, потому что мы одеты буднично. Мы не собирались, это спонтанно получилось.
Колец, разумеется, не было, зато были цветы – букетик мимоз, который держала в руках Ирка. Расписались, сидя за столом, в большой книге регистрации браков.
– Мы с тобой прямо как в период военного коммунизма, никаких буржуазных глупостей. Именно что расписались. Теперь понимаю, почему это так называется, – сказала Женя, забирая у Ирки букет.
– Veni vidi vici, – ответил Сева. Он галантно подал Ире пальто, любуясь Женей. – Женька такая красивая, когда она входит в помещение, все замирают.
– Почему? – поинтересовалась Ирка, пытаясь попасть рукой в рукав, так как Сева держал пальто слишком высоко.
– Красавица, видно, что умная интеллигентная женщина, не проститутка и не блядь.
Женя с Иркой, переглянувшись, засмеялись.
Вечером устроили застолье для друзей в ресторане гостиницы «Узбекистан». Пришли Игорь, Марат, Владик Воробьев, Антон и еще пара человек, которых Женя не знала. С ее стороны были Ирка с Костей, Маша Шахова и Галка Зервас. Сидели, трепались, смеялись, пили за молодых, кричали «Горько!» Ребята договорились с оркестром, и те сыграли марш Мендельсона. Весь зал аплодировал молодым. Это было счастье.
В одиннадцать начали расходиться.
– Куда идти нам? Ведь мы никому не сказали. – Проза жизни вывела Женю из состояния невесомости, в котором она пребывала.
– Ребята, вот мы тут собрали вам денег, – сказал Игорь и сунул пачку купюр Севе.
Это было очень кстати, у них не было ни копейки. Оба не работали, и как начинать новую жизнь, было неясно.
Решили идти к Тане на Дмитровку. Бабушка немного удивилась позднему приходу, но пустила их. Женя тихонько рассказала Тане, что они с Севой поженились.
– Вы встречаетесь только месяц. И уже поженились? А папа, мама знают? – спросила сестра. Женя знала, что Таня от Севы не в восторге.
– Нет, мы им не успели сказать. Бабушке я тоже пока ничего не говорила.
– А почему такая секретность?
– Ну, вот так получилось. Что теперь делать?
– Юля спит все равно с нами, так что маленькая комната свободна. Вы можете пойти туда, – сказала Таня просто.
В час ночи бабушка постучала в комнату к Тане.
– Пойду гнать, – сказала она и, опираясь на костыль и палку, медленно двинулась в сторону маленькой комнаты.
Таня ей была нужна в качестве моральной поддержки.
– Ба, оставь их, – попыталась остановить ее Таня, но бабушка уже вошла в комнату, где на кровати рядышком, как нахохленные воробышки на проводе, сидели Женя и Сева.
– Вы знаете, сколько уже времени?
– Да, мы знаем, ба.
– Ну, пора уже прощаться.
– А мы поженились, – Женя привела свой самый сильный аргумент.
– Что?
– Вот, нам выдали свидетельство о заключении брака.
Женя достала из сумки свидетельство и дала его бабушке. Та, грузно опираясь на костыль, взяла бумажку и внимательно изучила. Вернула бумажку, не глядя в Севину сторону, коротко поздравила Женю, кивнула и вышла.
– Ну что, спим сегодня первый раз на законном основании? – радостно спросил Сева.
6
– Мамин отец, мой дед, был купцом первой гильдии, таких евреев на Россию было с гулькин хрен. Он жил в Красноярске и владел лесоперерабатывающими заводами по всей Сибири, так что я – прямой наследник всего русского леса. – Сева церемонно поклонился, прижав руку к груди. – Довели большевики до ручки, и мама, игравшая в младенчестве алмазами и янтарем как игрушками, выросла в нищете. Галина, старшая дочь моего деда, в шестнадцать лет порвала со своей средой, послала отца куда подальше и подалась в большевики. Совершала переворот в Петрограде, потом три года хуячила комиссаром на фронтах Гражданской войны, после войны стала партийным функционером, и ей дали эту квартиру.
– Женщина-комиссар? Это как в «Оптимистической трагедии»? – заинтересовалась Женя.
– Да, она даже всю жизнь утверждает, что Вишневский комиссара с нее списал. Как бы то ни было, когда мама и их младшая сестра Фаня приехали в Москву, Галина прописала их здесь, а сама, естественно, получила другую, большую квартиру. Потом мама нашла папу, сбежавшего из Томска, и получился я.
Они стояли на смотровой площадке на крыше его дома и любовались открывавшимся перед ними видом Москвы.
– Наш дом Нирнзее был самым высоким домом в Москве, пока Сталин после войны не построил свои высотки. Его раньше называли Дом правительства.
– Я думала, Дом правительства – это Дом на набережной.
– Дом на набережной был потом. Я имею в виду, сразу после революции и до начала тридцатых годов. Полдома жильцов, если не больше, было арестовано или расстреляно. Здесь сам Вышинский жил, так что ему было удобно – просто греб своих соседей. Он, кстати, на моем этаже жил и построил для себя специальный лифт, который сразу шел к нему на этаж, нигде не останавливаясь. Наверное, для того, чтобы не встречаться лицом к лицу с родственниками арестованных.
