В августе Милева поехала к родителям, нельзя исключить, что хотела забрать Лизерль, но та заболела скарлатиной. Загадочнейшее письмо Альберта: «Ужасно, что Лизерль постигло такое несчастье. У скарлатины бывают очень длительные и неприятные последствия. Только бы все обошлось. А как ее записали? Мы должны позаботиться о том, чтобы в будущем у нее не было никаких сложностей». Что значит «как записали» и почему это всплыло не тогда, когда девочка родилась, а позднее? Картер и Хайфилд: «Вопрос о регистрации наводит на мысль, что девочку отдали для удочерения и Эйнштейн стремился замести следы. Тогда отсутствие официальной записи о ее рождении служит свидетельством того, как тщательно он это сделал». Однако он никак не мог повлиять на запись о рождении, которую делали или не делали два года назад в Югославии, это могла сделать только Милева, но она-то, по мнению биографов, хотела сама воспитывать ребенка, во всяком случае, поначалу…
Далее не сохранилось ни одного письма с упоминаниями о Лизерль; вероятнее всего, она от скарлатины и умерла. Мишель Закхейм пришла к такому же выводу и назвала дату: 21 сентября 1903 года. Но есть версии, что ее отдали на удочерение. Сторонник такой версии Роберт Шульман, директор проекта «Наследие Эйнштейна», искал ее следы полжизни, но не нашел. Отдали — кому? Почему? Семья Милевы была зажиточной, сами бы прокормили… Если девочка была ненормальной — кто бы ее взял, а если нормальной — зачем отдавать? Эйнштейн уничтожил письма, в которых упоминалось о дальнейшей судьбе дочери? Но переписка Милевы с Элен Савич существует, и там тоже ни слова о Лизерль — это, пожалуй, главное доказательство того, что в 1903 году бедной девочки не стало.
Ее мать была беременна; муж отвечал в том же письме, что и про скарлатину: «Я этому очень рад, я еще раньше подумывал о том, не стоит ли нам позаботиться, чтобы у тебя появилась еще Лизерль». Картер и Хайфилд: «Действительно ли Эйнштейн подумывал о втором ребенке — вопрос весьма спорный. Ясно, что вторая беременность Милевы была случайной, а не запланированной, и столь же ясно, что свои истинные мысли на этот счет Эйнштейн держал при себе». Кому это ясно, исходя из чего ясно?
29 октября они переехали в квартиру на втором этаже дома 49 по Крамгассе — там теперь музей Эйнштейна. Место красивое и престижное, рядом со знаменитой бернской часовой башней. Завели кошку, кошки размножились, хозяин вырезал в двери две дверцы — для взрослых кошек и для котят. 5 декабря он выступал на заседании Общества естествоиспытателей с докладом «Теория электромагнитных волн» и выразил сомнения в существовании эфира, 29 марта 1904-го опубликовал в «Анналах» очередную статью о молекулах. (Акимов: «В то время, когда муж находился на работе, а в свободное от службы время болтал с друзьями на общие мировоззренческие темы или обсуждал с ними новые технические устройства, Милева Марич трудилась над его диссертацией и параллельно писала за него научные статьи, которые затем отсылала в „Annalen der Physik“».) А 14 мая родился сын, Ганс Альберт. С конца июля до середины августа Эйнштейну дали отпуск — сидел дома с ребенком, научился купать-пеленать. Подал ходатайство о переводе на должность эксперта второго класса — это была бы прибавка к окладу. Галлер отказал: эксперт хороший, но еще слабо разбирается в машиностроении. Эйнштейн пытался искать другую работу: в почтово-телеграфном ведомстве, в технической гимназии[15]. Не вышло. Но хоть оклад повысили: 16 сентября кончился испытательный срок и Эйнштейн получал теперь 3900 франков. А вскоре в бюро поступил старый друг Бессо, женатый на Анне Винтелер, и у Милевы появилась подруга. (Эйнштейн всех звал в бюро — Габихта, Соловина, — но те не пошли.) Зимой приезжал Милош, брат Милевы, по его воспоминаниям, муж с женой жили дружно, устраивали музыкальные вечера, говорили о науке. Акимов: «Теперь же у честных исследователей имеется на руках неопровержимое доказательство того, кто именно писал первые статьи, включая ту, за которую он получил Нобелевскую премию. Это была его любящая жена, Милева Марич».
Статья, о которой идет речь и над которой Эйнштейн работал зимой 1904 года (нет свидетельств, что Милева имела к ней какое-либо отношение), называется «Об одной эвристической точке зрения на происхождение и превращение света»; в письме Габихту он назвал ее «весьма революционной». Разбирал Эйнштейн давно известное явление фотоэффекта: как заметили в 1880-х Герц в Германии и Столетов в России, под действием света металлические тела теряют отрицательный электрический заряд, то есть количество электронов; свет «выбивает» электроны. Согласно представлениям о свете как о волне, скорость, с которой улепетывают электроны, должна зависеть от интенсивности бьющей в металл волны, то есть от мощности и яркости светового пучка. А на практике скорость зависела совсем от другого — от цвета.
Быстрее всего электроны вышибал фиолетовый свет, медленнее — красный, то есть красная и фиолетовая бомбардировки по эффекту различались так же, как бомбардировка снарядами малого и большого калибра. Стало быть, световая волна неоднородна, внутри нее есть разноцветные «снаряды» — частицы, кванты, которые открыл Планк (а ему не верили!), и скорость брызнувшего прочь электрона определяется «калибром» (энергией) ударившего в него кванта: у фиолетовых квантов большая энергия, у красных маленькая. Более того, Эйнштейн предположил, что есть такие «малокалиберные», слабенькие кванты, которые вообще не смогут выбить электрон. (Так и есть: радиоволны и инфракрасный свет — энергия их квантов мала — не могут. Зато крупнокалиберные — гамма-лучи, рентгеновские лучи и ультрафиолетовое излучение — лупят еще как.)
Ладно, давайте признаем правоту Планка, и дело с концом; но не дает треклятый Максвелл со своими уравнениями! У него свет — гладкий и непрерывный! Признать, что правы и Планк, и Максвелл? Свет — и волна, и частица? Не могли тогдашние физики на такое пойти: уравнения-то не сходятся. А обывателю как раз легко это вообразить: волна воды состоит же из молекул воды, что тут странного? На самом деле все сложнее: волна света не «состоит» из частиц, она и есть частица, а частица — волна. Но если не можете этого представить — и не надо. Останемся с нашим обывательским пониманием и поверим Эйнштейну. А физики не поверили. Сам Планк и то усомнился.
Глава третья
УБИТЬ ВРЕМЯ
Эйнштейн отправил статью о квантах света в «Анналы» 17 марта 1905 года (напечатают ее в июле) и продолжал думать о том, как помирить Максвелла со всей физикой, то бишь об эфире, которого нет, и о движении и времени, рассуждая примерно так же, как и Пуанкаре; 18 мая писал Габихту, что до конца года собирается опубликовать еще четыре статьи — «несуразный лепет». 30 апреля закончил вторую статью — «Новое определение размеров молекул»; как вспоминала Майя (она получила диплом учительницы и собиралась продолжать образование за границей), он понял, что жить без диссертации не комильфо, хотел взять темой движение и время, но в Цюрихском университете тему отвергли как слишком умозрительную, и 20 июля он предложил Кляйнеру эти самые размеры молекул. (Диссертацию с посвящением Марселю Гроссману опубликовали «Анналы» в 1906 году.) По легенде, идея возникла, когда Эйнштейн пил чай и понял, что если знать объем чашки и скорость растворения сахара, можно рассчитать количество и размер молекул сахара в чашке; осталось только уравнения написать.
