Однако, пока длились все сии совещания, исцелившийся от своей раны Карл уже сметал перед собой все препоны. Ничуть не поколебавшись в решении принудить самих поляков низложить короля Августа, он интригами и через посредство кардинала-примаса собрал в Варшаве другой Сейм в противовес люблинскому. Генералы убеждали его, что при таком обороте дел могут воспоследовать лишь промедления и оттяжки, а тем временем московиты в Ливонии и Ингрии с каждым днем все более усиливаются, и частые стычки в сих провинциях между русскими и шведами отнюдь не всегда происходят к авантажу сих последних, по каковой причине уже в ближайшее время может возникнуть настоятельная необходимость в его там присутствии. Но непоколебимость намерений Карла могла сравниться лишь с горячностью его действий, и он отвечал на все сии представления так: «Пусть мне придется пробыть здесь хоть пятьдесят лет, я никуда не уйду, пока не свергну польского короля».
Он предоставил варшавскому Сейму бороться с люблинским и выискивать обоснования для своих решений в законах Королевства, весьма, впрочем, двусмысленных, каковые каждая партия трактовала на свой манер и кои имеют окончательную силу лишь для победителя. Сам же король, пополнив войска свои шестью тысячами кавалерии и восьмью тысячами пехоты, вызванными из Швеции, устремился противу разбитой при Клишове саксонской армии, которая, однако, имела возможность восстановиться за то время, пока поврежденная нога удерживала его в постели. Армия сия избегала встречи с ним и ретировалась по направлению к Пруссии, на северо-восток от Варшавы. Только река Буг отделяла Карла от неприятеля, и он переправился через нее вплавь во главе своей кавалерии, пехоте же пришлось искать брод выше по течению. При местечке Пултуск настигли они, наконец, саксонцев (1 мая 1703 г.), коих было около десяти тысяч под началом генерала Штейнау. В обычной своей поспешной манере шведский король довольствовался наименьшей частью своих войск. Ужас перед его оружием был столь велик, что при одном его появлении половина саксонской армии бежала, даже не пытаясь вступить в сражение. Генерал Штейнау недолгое время еще держался с двумя полками, но почти сразу был сметен всеобщим бегством. Шведам оказалось труднее преследовать неприятеля, чем побеждать, и они не перебили даже и шестисот человек.
Августу оставались ничтожные осколки разбитой саксонской армии, и он поспешно отступал к Торну, прусскому городу на Висле, который находился под протекторатом Польши. Карл сразу же приготовился осаждать его, и польский король, не почитая себя в оном безопасным, продолжал бегство свое далее в Польшу, где мог бы собрать хоть сколько-нибудь солдат и куда еще не достигали шведы. Карл при столь поспешных маршах, когда приходилось вплавь переправляться через реки и сажать пехоту на лошадей за седлами кавалеристов, не смог подвезти к Торну пушки, и поэтому пришлось ему ждать доставления оных по морю из Швеции.
В ожидании король остановился за несколько миль от города. Сам он слишком часто приближался к бастионам, отправляясь на рекогносцировки, и здесь неоценимую пользу оказал ему простой его мундир, о чем, впрочем, Карл никогда не задумывался — неприятелю трудно было его заметить и избрать в качестве мишени. Однажды, подъехав на весьма близкое расстояние вместе с генералом Ливеном, на котором был синий мундир с золотым шитьем, подумал он, что генерал слишком уж приметен. По столь обыкновенному для него великодушию приказал он ему встать позади себя, даже не задумываясь о том, что и сам подвергается очевидной опасности ради одного из своих подданных. Ливен слишком поздно понял, какую совершил оплошность, надевая столь приметный мундир, который навлекал опасность на всех, находившихся возле него, и посему колебался в исполнении королевского приказа. Воспоследовала некая заминка, и король, отодвинув его, встал впереди. В то же мгновение пушечный залп с фланга свалил генерала замертво на том самом месте, где только что был Карл. Смерть этого человека, убитого вместо него, чрезвычайно способствовала тому, что уже до конца жизни почитал он свою жизнь полностью предопределенной, и вселила в него уверенность, что судьба столь часто спасает его, поелику предназначен он для великих дел.
Его повсюду сопровождал успех — и на театре войны, и в переговорах дипломатических. Он как бы присутствовал во всей Польше одновременно, поскольку славный его фельдмаршал Реншильд с многочисленным корпусом находился в самом ее средоточии. Почти тридцать тысяч шведов на северных и восточных границах с Московией сдерживали все поползновения русских. Сам Карл действовал на западе во главе лучших своих войск.
Король датский, связанный Травендальским трактатом, нарушить каковой не позволяло ему собственное бессилие, пребывал в молчании. Монарх сей, как человек весьма осторожный, не осмеливался проявлять свое неудовольствие при виде столь близко подступивших к его пределам шведов. Еще далее к югозападу, между реками Эльбой и Везером, герцогство Бременское, последний оплот древних завоевателей Швеции[24], открывало для победителя путь в Саксонию и в Империю. От Германского океана почти до устья Борисфена[25], то есть по всей ширине Европы и вплоть до самой Москвы, все пребывало в страхе и ожидании некоего всеконечного переворота. Корабли Карла, хозяина Балтики, перевозили в Швецию пленников, захваченных в Польше. При всех сих великих катаклизмах сама Швеция наслаждалась глубоким миром и славою короля своего, не неся никаких при этом тягот, поелику победоносные ее войска содержались на счет побежденных.
И вот посреди безмолвия всего Севера, склонившегося пред оружием Карла XII, один только город Данциг осмелился не угодить ему. Четырнадцать фрегатов и сорок транспортных судов доставили королю еще шесть тысяч солдат с пушками и амуницией для завершения осады Торна. Все они должны были подняться вверх по Висле. В устье сей реки стоит Данциг, богатый и свободный город, который пользуется в Польше, наравне с Торном и Эльбингом, таковыми же привилегиями, как и имперские города в Германии. На него покушались то Дания, то Швеция, то немецкие герцоги, и он сохранил свою свободу лишь благодаря зависти всех сих держав друг к другу. Шведский генерал граф Стенбок от имени короля потребовал у городского совета пропустить его войска. Совет не осмеливался отказать ему, но в то же время и не решался с полной определенностью подтвердить свое согласие. Генерал Стенбок старался выказать в себе более силы, чем имел оной на самом деле, и даже потребовал от города контрибуцию в сто тысяч экю. Наконец подкрепления и артиллерия прибыли к Торну, и 22 сентября началась осада.
Целый месяц комендант города Робель со своим пятитысячным гарнизоном защищал город, но в конце концов ему пришлось сдаться на капитуляцию, и все его люди как пленники войны были отправлены в Швецию. Сам же Робель предстал перед королем. Государь сей никогда не упускал случая почтить заслуги своих неприятелей и собственноручно возвратил ему шпагу, презентовав еще и знатную сумму денег, после чего комендант был освобожден под честное слово. Однако же на город, несмотря на его малость и бедность, была наложена непомерная контрибуция в сорок тысяч экю.
