Тем временем невинная жертва, Лукреция, 4 июня покинула Ватикан и в сопровождении прислуги удалилась в доминиканский монастырь Сан Систо. Такие решения она не раз принимала в драматические моменты своей неспокойной жизни. Похоже, никто не знает, каковы в то время были ее чувства, но, должно быть, в душе ее зрел протест. Один современник отмечал, что она покинула отца «как нежеланный гость», другими словами, поссорилась с понтификом и, по всей видимости, из-за процедуры развода. Другой очевидец утверждал, что со своим мужем она рассталась несколько месяцев назад и отношения у них были «недружелюбные». Каландра сообщил из Урбино, что отец послал вслед за ней барджелло (капитана полицейской стражи), чтобы тот забрал ее из монастыря, однако она отказалась подчиниться. Очень может быть, что в монастырь она уехала по собственному желанию, чтобы освободиться от давления отца и братьев. Оба брата заявили, что к Сфорца она не вернется. Слухи о разводе и причины развода стали достоянием гласности. Об этом написал хорошо информированный венецианский хронист Марино Санудо. сообщавший, что, по слухам, папа послал Лукрецию в монастырь «по двум причинам: первая в том, что брак нелегитимен, поскольку сначала она была просватана за другого человека, испанского аристократа [Просида], а уж потом выдана замуж за правителя Пезаро. Вторая причина, опять же по слухам, что с тех пор как ее выдали замуж, этот синьор так и не вступил с ней в супружеские отношения, ибо был импотентом. И он [папа] начинает процесс расторжения брака…»Согласно еще одному сообщению, Хуан Гандийский увез сестру с собой в Испанию. Папа, мол, так хотел объявления брака недействительным, что даже позволил Джованни Сфорца не возвращать приданого. 14 июня Асканио Сфорца написал Лодовико, что расставание Лукреции и Джованни неизбежно, будто папа при поддержке Чезаре и Хуана объявил: оставаться с этим человеком Лукреция более не может, брак их так и не состоялся, а потому должен быть аннулирован. Из Милана феррарец Антонио Костабили в письме доложил своему хозяину, герцогу Эрколе, что Джованни Сфорца был у них и хотел, чтобы герцог Лодовико уговорил папу позволить Лукреции вернуться к нему. Папа решительно отказал по причине недействительности брака, официально продолжавшегося несколько лет. «А когда Его Светлость спросил, верно ли утверждение папы о неспособности его [Джованни Сфорца] осуществлять супружеские обязанности и о том, что брак его с Лукрецией является по сути фиктивным, он категорически возразил. Напротив, с женой он имел частые сношения. Однако папа отобрал у него Лукрецию, чтобы самому ею воспользоваться. В завершение он высказал все, что думает о Его Святейшестве». В ответ на это Лодовико предложил: пусть папа отправит Лукрецию в поместье Асканио Непи, где к ней присоединится Джо-ванни и наглядно продемонстрирует брачные отношения. Тогда, мол, папа и оставит с ним жену. Сфорца предложение отклонил, его возмутило то, что он должен доказывать свою мужскую состоятельность в присутствии папского легата. Тогда Моро спросил: отчего они сочли его импотентом, если от него забеременела сестра маркиза Мантуи (покойная жена Сфорца, Маддалена Гонзага, умерла при родах в 1490 году). На это Джованни ответил: «Ваша Светлость, разве вы не слышали, они утверждают, будто она забеременела от другого». Эта беседа, добавил Костабили, заставил Лодовико задуматься: может, эти разговоры и вправду небезосновательны, ведь если Джованни не импотент, он должен бы стремиться доказать свою состоятельность. Раз папа оставляет у него приданое, то Сфорца, должно быть, не будет сильно возражать против развода.
Насколько правдивы были эти слухи? О том ведали лишь несколько человек из семейства Борджиа. Лукреция все еще находилась в Сан Систо, а на Рим обрушилась трагедия. Пока Лукреция была в опале, Александр изливал свою любовь на ее братьев: 8 июня на заседании консистории он объявил Чезаре легатом на коронации короля Федериго в Неаполе. Это явилось откровенным проявлением семейственности: слишком молод и неопытен был его сын для такого назначения. Но это были еще цветочки: на другом, секретном заседании консистории, состоявшемся накануне, понтифик сообщил, что отдает во владение Хуану княжество Беневенто и города Террачину и Понтекорво. Передача важных папских территорий в наследственную собственность герцогу Гандийскому вызвала страшное негодование представителей этих городов, присутствовавших на собрании. Они расценили заявление папы как скандал. Цэубый и высокомерный Хуан успел к тому времени нажить себе влиятельных врагов, теперь же он стал главной мишенью враждебно настроенной к Борджиа оппозиции.
14 июня, в среду, ровно через неделю после заседания консистории, Хуан Гандийский исчез. Вечером того дня вместе с Чезаре и кардиналом Хуаном Борджиа Монреальским он присутствовал на обеде у своей матери Ваноццы. Прием она устраивала в саду в Сан-Марино-деи-Монти. Возвращаясь ночью, они остановились на мосту Святого Ангела, по дороге к Ватикану. Хуан сказал остальным, что должен их покинуть, так как ему нужно ехать куда-то одному. Оба кардинала и слуги Хуана, по словам Скалоны, пытались отговорить его ехать в одиночку: улицы Рима небезопасны ночью для одинокого богатого молодого человека, особенно когда враги Хуана не дремлют. Однако Хуан был непреклонен. Единственное, на что он согласился, — послать одного из своих грумов в апартаменты в Ватикане, чтобы тот взял его легкое «ночное оружие» и дожидался бы его на пьяцце Джудеа. Хуан попрощался с Чезаре и кардиналом Борджиа и развернул своего мула в сторону гетто. Видели, как сразу же скрывавшийся неподалеку мужчина в черном плаще и в маске уселся на мула и пустился следом; двое других ехали за ним на небольшом расстоянии.
Чезаре и кардинал Борджиа, обеспокоенные всей этой таинственностью, ждали некоторое время у моста возвращения Хуана. Когда же он не появился, поехали домой, «испытывая сильную тревогу и сомнения». На грума Хуана, отправленного за оружием, по дороге напали: слуга получил легкие ножевые ранения, но так как, по словам Скалоны, «был он человеком сильным», ему удалось уйти от нападавших и он вернулся на пьяцце Джудеа, чтобы дождаться хозяина. Так и не дождавшись герцога Гандийского, он вернулся в Ватикан, решив, что Хуан проводит ночь с какой-нибудь римлянкой, как это часто случалось. Ни грум, ни Чезаре не сообщили папе в ту ночь об эскападе Хуана.
На следующее утро слуги Хуана доложили Александру, что их хозяин так и не вернулся. Папа сначала не слишком волновался, поскольку привык к любовным похождениям Хуана, однако тревога возросла, когда сын в течение дня так и не появился. Вечером Александр послал за Чезаре и кардиналом Борджиа и потребовал рассказать ему, что случилось. Они сообщили ему то, что узнали от грума Хуана, на что Александр, по свидетельству Скалоны, сказал, что «если Хуан мертв, то ему понятны и причина, и следствие». Затем «охваченный смертельным ужасом», по выражению немца Иоганна Бурхарда, папского церемониймейстера, он приказал начать поиски. Папские агенты рыскали по улицам, вселяя в горожан ужас. Опасаясь вендетты, многие римляне закрыли свои лавки и забаррикадировали двери. Колонна, Савелли, Орсини и Каэтани выставили возле дворцов стражу, а разъяренные испанцы все носились по улицам со шпагами наголо. Наконец 16 июня, в пятницу, после лихорадочных поисков, услышали рассказ торговца лесом по имени Джорджио Скьяви, который приглядывал за лесом, сложенным на речном берегу возле больницы Сан Джироламо дельи Скьявони. Вот что он рассказал:
