Лан решила бросить все и начать жизнь с чистого листа в принципиально ином обществе, чуть ли не в другой цивилизации, — в той части Китая, власть в которой принадлежала коммунистам.
В Яньань стекалось много молодых красавиц, привлеченных небывалой для традиционного феодального общества эмансипацией и романтическим образом революционеров. Официально этот шаг объяснялся тем, что с 18 лет Лан Пинь была связана с компартией, выполняя разовые задания и поручения коммунистов.
Мао увидел Лан на одном из ее концертов — она исполняла популярные арии. Партийный лидер пригласил ее на свою лекцию по марксизму-ленинизму. Лекции оказались интересными — Мао умел держать аудиторию. Лан часто задавала лектору вопросы и прослыла одной из самых прилежных слушательниц, что не могло не сказаться на симпатиях учителя к способной ученице.
Они стали встречаться после лекций, и однажды Мао пригласил ее в свой дом-землянку.
* * *
Лан Пинь была не единственной актрисой, которой Мао увлекся в Яньане. Мао не скрывал своих увлечений ни от жены, ни от окружающих. Своему лечащему врачу он признавался, что в жизни мог обойтись без секса «самое большее несколько дней».
Хэ Цзычжэнь его давно уже не интересовала — ее тело было изуродовано тяжелым ранением, а трудности революционного быта повлияли на ее психику. Хэ отвезли в Москву для лечения. Состояние ее здоровья стало ухудшаться. В конце концов ее вернули в Китай и поместили в психиатрическую лечебницу в Шанхае.
Некоторые биографы Мао Цзэдуна полагают, что молодой карьеристке Лан Пинь с ее артистическим даром не составило труда соблазнить немолодого и огрубевшего в условиях походного быта мужчину. Другие резонно возражают, что по части артистизма Мао сам мог дать фору любому гениальному актеру, а по умению разбираться в людях с ним мало кто мог соперничать.
Те, кто общался с ним в это время, вспоминают, что в свои 45 лет Мао был еще вполне привлекательным мужчиной — «налитой силой, уверенный в себе, все время пошучивающий богатырь, ходящий вразвалочку, словно вставший на задние лапы медведь. Мощные плечи, проницательные глаза, мягкая улыбка и, самое главное, исходящая от него магия Лидера с большой буквы». Мао прекрасно умел и очаровывать, и стирать в порошок, и в деле манипуляций людьми достиг совершенства. При первой встрече он мог очаровать подданного, затем обрушить на него свою немилость, а потом, когда раздавленный человек ждал заключения или расстрела, помиловать и вновь приблизить к себе — и тот служил Мао верой и правдой, как преданная собака. Вряд ли могущественный вождь мог позволить играть собой.
Так что, скорее всего, со стороны Лан Пинь это была настоящая любовь, которая, похоже, так увлекла Мао, что ради нее он впервые в жизни был готов пожертвовать даже уважением товарищей по партии.
Лан Пинь с Мао переехали в Янцзялин, поселились в жилой пещере из трех комнат.
Лан постаралась превзойти предыдущих женщин Мао в искусстве обустройства домашнего очага. Несмотря на то, что в жилище не было ни водопровода, ни электричества, пещера преобразилась в уютное семейное гнездо: земляные стены облицевали камнем, пол вымостили кирпичом. Во дворе появилась утрамбованная площадка, на которой поставили стол и каменные скамейки. Лан Пинь взяла на себя все заботы о быте Мао. Она буквально благоговела перед ним и, как признавалась позже, никогда, даже в самые интимные минуты, не могла позволить себе назвать его по имени — только Председателем.
Оформив развод с Хэ Цзычжэнь, Мао объявил о том, что женится на актрисе. Соратники Мао, сочувствовавшие его бывшей жене, буквально завалили его коллективными письмами: «Председатель, мы надеемся, что вы не женитесь на этой артистке, у нее дурная репутация». Дело Мао обсуждали на заседании Политбюро ЦК КПК. Руководство волновал не столько тот факт, что намечающийся брак будет у Мао четвертым, сколько «буржуазность» невесты. И хотя с классовым происхождением у Ли Юньхэ все было в порядке, руководство смущали слухи о том, что когда националисты посадили ее в тюрьму, заподозрив в связях с коммунистами, она вышла оттуда, подписав отречение — акт, расцениваемый партией как предательство. Главную роль в урегулировании семейного дела сыграл Кан Шэн, начальник разведки коммунистов. Собранные им сведения о шанхайском прошлом избранницы Мао, хотя и не слишком убедительно, но опровергли слухи, и партии пришлось дать Мао разрешение на брак.
После свадьбы молодая жена взяла себе новое имя — Цзян Цин (Лазурный поток) и вступила в КПК.
Многие соратники Мао усмотрели в этом карьерные побуждения. «Ей нравилось чувствовать себя „в свете прожекторов", нравилось, чтобы ею восхищались, — вспоминал Ли Иньцао, телохранитель Мао. — Зимой все кутались в вороха теплой одежды, а Цзян обязательно ее перешивала, чтобы подчеркнуть свою тоненькую фигурку. У нее были иссиня-черные волосы, перехваченные лентой и падающие хвостом до середины спины, тонкие брови, ярко блестевшие глаза, аккуратный носик и крупный, щедрый рот.»
Как и Ли Иньцао, люди, хорошо знавшие Мао, отказывались верить, что к нему можно испытывать простые человеческие чувства. Тем не менее, это было именно так. Стараясь не расставаться с мужем ни на один день, она участвовала в боевых походах, стойко перенося невзгоды и не требуя для себя никаких особых условий.
В мире происходит прогресс, перспективы светлые, и этот общий ход развития истории никто не в силах изменить. Мы должны постоянно вести среди народа пропаганду, рассказывая ему о происходящем в мире прогрессе и о светлых перспективах, с тем чтобы он проникся верой в победу. Вместе с тем мы должны также сказать народу, сказать товарищам, что путь извилист[9].
* * *
К удивлению многих актриса оказалась прекрасной матерью. Когда у Цзян Цин родилась дочь, она перестала появляться на людях, целиком посвятив себя воспитанию маленькой Ли На.
В первые десять лет их совместной жизни, с сороковых годов до начала пятидесятых, Цзян Цин не участвовала ни в каких публичных мероприятиях. Она занимала рядовую должность заместителя заведующего сектором литературы и искусства в ЦК и была, по сути, личным секретарем Мао.
Переписывала его бумаги и с огромным удовольствием занималась детьми — Мао взял к себе в дом сыновей от предыдущего брака.
Близкие знакомые семьи отмечали, что Цзян Цин совсем не интересовало, что происходит вне дома, а Мао привык к ее заботам настолько, что без нее капризничал как ребенок, — отказывался принимать лекарства, если болел, и тиранил партийную обслугу.
Перемена в отношении к Цзян произошла у Мао внезапно. После того как у нее обнаружили рак матки и ей пришлось пройти стерилизацию, он перестал видеть в ней женщину. Мао признался своим приближенным: «Семейная жизнь у меня опять не сложилась. Цзян Цин моя жена, будь она лишь моей сотрудницей, я бы тотчас избавился от нее.»
