Великая княгиня была ошарашена таким недружелюбным заявлением государыни. Неужели она до такой степени гордилась своим датским происхождением, чтобы позволить себе такие замечания? Как может такая женщина, как она, счастливая в браке, мать нескольких детей, обладать такой скудостью ума? Елизавета кисло улыбнулась. Да, конечно, у императрицы красивое лицо, в ней полно шарма, но эта такая маленькая головка! А разве не говорят, что в маленькой башке и мысли коротенькие…
На протяжении всего пребывания в Санкт-Петербурге немецких гостей Аликс с Николаем постоянно сближались, — они находили друг у друга общие вкусы, интересы, устремления.
Несколько приемов во дворце позволили молодой немецкой принцессе познакомиться с санкт-петербургским высшим светом. Несомненно, императрица шепнула на ухо какой-нибудъ своей фрейлине о своем прохладном отношении к гостье, и, разумеется, весь двор, как по команде, проявлял холодность к несчастной молодой девушке.
Украинские, кавказские княгини, балтийские баронессы, да и дамы рангом помельче злословили, укрывшись за своими большими веерами.
— Вы только посмотрите, как безвкусно она одевается… даже на балу где-нибудь в провинции, в Орле или даже Одессе ни одной достойной женщине не пришла бы в голову мысль так скверно одеваться…
— Знаете, я не скажу, — шептала какая-то светская дура с маленькой диадемой на замысловато убранных буклях на голове, — я не скажу, что она не красива, но такая несуразная. Нет, на самом деле, при таком дворе, как наш, подобная креатура не должна появляться… Пусть сперва научится одеваться по последней моде… в полном соответствии со своим высоким положением…
Ее соседка не оставалась безучастной:
— У этих немок такой вид, словно их воспитывали в солдатской казарме.
Какая-то молодая, более доброжелательная дама, вступилась за Аликс:
— Что вы, она воспитывалась в Англии… Разве вы не знаете, что она — внучка королевы Виктории?
Это замечание вызвало у всех вопль негодования. Многие дамы прыснули со смеха.
— Тоже мне, нашли образец хорошего вкуса и элегантности! Да эта королевская английская семейка такая чопорная, в ней нет ни грани шарма…
Некоторые недовольные принцессой считали ее невежливой, так как она делала реверансы не достаточно, по их мнению, глубокие. Да и говорила она так мало, словно нехотя. А танцует-то как. Уж лучше кавалеру вальсировать со стулом… Настоящая провинциалка, — никакого шарма.
Николай, конечно, был иного мнения. Весьма тактично он отвергал нелицеприятные суждения своей матери, которая постоянно говорила ему о предмете «его флирта».
Он продолжал, как и прежде, проявлять свое уважение к царице и, сохраняя благопристойность, продолжал жить своей внутренней жизнью, в которой этой чудесной Аликс, этой северной принцессе, этому Солнышку, как называли ее близкие, уже отводилось главное место.
Перед отъездом немецких гостей на родину, ему удалось организовать с позволения родителей в Царском Селе, в Александровском дворце официальное чаепитие в честь «его принцессы».
Но это еще был и вечер танцев. Вся «золотая молодежь» столицы получила на него приглашения. Во время ужина подавали блины с черной икрой.
Никогда еще молодому цесаревичу не было так весело, никогда он еще не вел себя так непринужденно, никогда не испытывал такой большой радости жизни. Императрица там появилась только на несколько минут. Император оставался с молодежью гораздо дольше; ему так нравились забавы этих милых молодых людей, глядя на которых он забывал хотя бы на пару часов о государственных делах…
Когда Аликс с отцом, великим герцогом Гессен-Дармштадтским прощались, великая княгиня Елизавета была рядом с племянником.
— Ваше императорское высочество, — обратилась она к нему, — вы организовали превосходный прощальный вечер. Мой отец и моя сестра будут хранить самые живые воспоминания обо всем во время их возвращения домой. Они уезжают завтра.
— Завтра, — повторил невольно за ней удрученный Николай. — Завтра Аликс нас покидает, да?
Аликс чуть не расплакалась, но огорченный вид Николая, как ни странно, вселил в нее уверенность.
Он легко коснулся губами ее руки. Слишком много глаз было на них устремлено. Он не мог позволить себе более прочувствованный поцелуй. Он лишь сказал ей при этом:
— Возвращайтесь поскорее, принцесса… не заставляйте себя долго ждать!
V
После возвращения в Дармштадт противоречивые чувства терзали душу несчастной Аликс.
Если судить по тому, что ей сообщали, в частности в письмах королевы Виктории и сестры Эллы, ей так и не удалось пленить цесаревича. Она так неуклюже танцует, одевается из рук вон плохо, и лишь в силу императорской своей галантности цесаревич был вынужден ухаживать за ней. От таких слов принцессе было не по себе.
Теперь она так страдала в своем пустынном дворце, не имея никаких дружеских отношений ни с кем, словно ей на голову свалилась тысяча несчастий. Может, она обманывала себя? А что, если ее окружение говорило ей правду? И как ей во всем удостовериться у избранника своего сердца, если он — иностранец, высокое должностное лицо, так далек от нее в стране, которую она увидела лишь мельком, в которой исповедуется совершенно иная, по сравнению с ее родной, вера?
Впервые Грэни, ее бабушка, разошлась с ней во мнениях, впервые не разделяла ее восторга. Почему, интересно? Может, ей было что-то известно, гораздо больше того, о чем она пишет?
Дождь нудно, монотонно барабанил по стеклам высоких окон, выходящих на безжизненный парк. На голых ветках деревьев громко каркали вороны.
Аликс не находила себе места, и заботливое нахождение постоянно рядом с ней верной гувернантки миссис Орчард ей не помогало. Ах, если бы только Николай дал бы о себе знать! Она рылась в каждой прибывавшей во дворец почте, надеясь выудить оттуда заветное письмецо от него. Что же мешало ему написать? Может, его робость. Аликс во время одной из коротких встреч наедине поняла, что цесаревич не отличался особой храбростью, но некоторая его вялость лишь усиливала его природный шарм, придавая всему его облику загадочную мягкость…
Пытаясь выкарабкаться из этой бездны замешательства, Аликс постоянно пытала свое сердце. Эта отважная по природе девушка, решимости которой добавляла ее затворническая жизнь, успокаивала саму себя: да я его люблю, я уверена в этом. Я буду его любить, даже если он этого не захочет. Я буду любить и за себя, и за него… Но об этом никто не должен знать…
Из Виндзора к ней постоянно приезжал курьер. Старая королева очень беспокоилась за свою любимицу. Каждое ее письмо заканчивалось приглашением приехать к ней в Англию и побыть немного рядом с ней…
Однажды утром Аликс поняла, что больше тянуть не в силах. Она сообщила отцу о своем новом отъезде.
— Я еду в Лондон, — заявила она. — Бабушка испытывает ко мне такую материнскую нежность. Вы должны понять это, отец.
