Для меня нетерпима цветущая в розах весна.
ГЛАВА VII
Когда Фатима, Жаккетта и Масрур отправились домой, ночь была в полном разгаре.
Лунным светом, действительно, был разорван у ночи подол. Хотя в глубоких лабиринтах улиц темнота таилась беспрепятственно.
Но над темным ущельем улицы, ограниченной высокими стенами с редкими, наглухо закрытыми воротами, неприметными калитками и спрятанными за резными узорчатыми фонарями-ставнями окнами, сияло лунно-звездное небо.
Фатима, весьма довольная успехом, сама несла мешочек с подарками. Вспоминая вечер, она колыхала на ходу бедрами и тихо напевала себе под нос.
Жаккетта, изредка зевая, плелась за ней. Пользуясь тем, что в берегах улицы ночь темна, она с удовольствием откинула с лица покрывало.
Им оставалось пройти еще пару перекрестков.
Внезапно на безлюдной улице от стены отделилась смутно различимая фигура и метнула что-то в их сторону.
Реакция у Фатимы оказалась молниеносной.
Она схватила Жаккетту за плечо и резко дернула на землю. И свалилась сама рядом, словно мешок с зерном, сброшенный с седла.
Тяжелый камень врезался в стену как раз над ними и, срикошетив, упал рядом с головой Жаккетты.
Нападавший учел их падение и швырнул еще один, целясь ниже. И пустился наутек к ближнему перекрестку. Камень только летел в воздухе, а беглец уже мчался вдоль стены.
Но тут в действие вступил Масрур. Скинув на землю мешок с нарядом госпожи, он выдернул из ножен свой тяжелый, кривой нож.
Масрур делал им все – от свежевания барашка до чистки яблок. Жаккетте лезвие ножа больше всего напоминало выстиранный, висящий на веревке носок[27]– такое же вытянутое, изогнутое, с утолщением в ближней к острию части. Заточен он был по внутренней стороне и идеально сбалансирован.
Масрур метнул свое оружие вслед убегающему. Нож, вращаясь в полете, как падающее семечко ясеня, настиг убегающего. Все произошло очень быстро и тихо.
И камень, и нож достигли цели одновременно. Но камень, в отличие от ножа, не попал.
Фатима встала и шепотом произнесла очень длинную фразу по-арабски. Главным словом, повторяющимся через каждые три-четыре, было «аш-шайтан». Жаккетта тоже поднялась и стряхнула с покрывала выбитые из стены камнями кусочки глины.
Они подошли к лежащему. Человек был убит наповал.
Масрур вытащил из тела нож, вытер об одежду убитого и убрал обратно в ножны.
– Это собака из тех шакалов, что за медную монету готовы убить маму! – сплюнула Фатима, осмотрев труп и опять опуская покрывало на лицо.
Жаккетта без сил привалилась к стене, колени ее подгибались.
– Это привет от красавицы Бибигюль! – прошипела Фатима. – Мерзкая скорпиониха! Она хочет напугать Фатиму! Масрур, мы дойдем одни. Ты бери этого дохлого осла и неси к задней калитке змеи Бибигюль! Это мой подарок и привет! Смотри, не накапай кровью по пути! Пусть будет непонятно, где он убит!
Невозмутимый Масрур вытряхнул из мешка на руки Жаккетты шелковые одеяния Фатимы. Затем натянул пустой мешок на голову и верхнюю часть туловища убитого и понес страшную ношу к дому Бибигюль.
Фатима с Жаккеттой припустили к дому.
* * *
Уже в своем дворике Фатима шлепнулась на скамеечку и с облегчением вытянула толстые ноги.
Жаккетта сдернула с головы опостылевшее покрывало и тоже села возле цветов.
– Ну мерзавка! Ну ведьма! Аллах великий да отравит ей жизнь! – ругалась Фатима. – Попадись ты мне в темном место, я сделаю на твоей голове вместо кудрей лысую плешь! Дочь шайтана! Она смеет обижать Фатиму!
– А нас не схватят за убийство? – спросила дрожащая Жаккетта.
– Нет! – рявкнула Фатима. – Кто видел, что было? А? Кому надо ворошить грязь? Ты думаешь, Масрур зарезал человека? Нет! Масрур убил шакала! Кто знает, что шакал нападал? Только Бибигюль. Бибигюль найдет эту мертвую бродячую собаку у своего дома и поймет: не надо обижать Фатиму. Если в ее голове ум есть, Бибигюль уберет мертвое тело и будет молчать! Все соседи на улице спят. Кругом живут порядочные люди, люди, которые не дураки совать свой нос на улицу в ночную пору.
– А почему вы говорили там, на улице, по-французски?
– Потому, мой цвэточек, что если кто-то шел стороной, он слышал чужую речь. Значит, кто говорил? Неверный говорил. А Масруру все равно, какой язык слушать! Пойдем домой, спать не будем, будем ждать. Длинная ночь. Время сказок. Масрур долго не придет. Надо отнести мешок с подарком на другой конец города. И не попасться ночному сторожу, страже и прочим ненужным глазам.
– А его поймают? – слабым голосом спросила Жаккетта.
– Все в руке Аллаха великого, всемогущего! От того, что будет, не убежишь, и нет ухищрений против власти Аллаха над его тварями! – вздохнула Фатима. – Не бойся, слезинка моего глаза, Масрур должен прийти! Он в своей жизни убил столько человек, сколько ты не скушала фиников!
* * *
Фатима вошла в дом, спрятала полученные подарки и убрала праздничный костюм. Они с Жаккеттой совершили вечернее омовение, поели, каждая помолилась своему богу.
И потянулись часы ожидания…
– Матушка Ала ад-Дина бежала домой, и ум ее улетал от радости: «Мой сын – зять султана!» – рассказывала Фатима. – «О сынок! Султан отдает за тебя дочь и ждет тебя вечером!»
Ада ад-Дин потер лампу и вызвал джинна.
«Слушаю, о повелитель!» – говорит джинн.
…Надеюсь, Масрур уже прошел дом шейха Дауда…
«Принеси мне царские одежды!» – говорит Ала ад-Дин. – «И одежды, каких нет у любимой жены султана – для моей матушки! И достань мне коня, пасущийся на землях туркмен и потеющий кровавым потом! Пусть сбруя у него будет в золоте и самоцветах, а попона – из полосатого мервского шелка! И приведи сорок невольников, в красивых одеждах, на конях, и при кривых саблях! Пусть двадцать идут спереди меня, двадцать – позади! И принеси мне мешок динаров. А для моей матушки достань двенадцать невольниц – самых красивых, какие есть на свете!»
Мерзавка Бибигюль не попала бы в их число, это точно, как изречение пророка!
«Ты все понял, о раб лампы?!» – говорит Ала ад-Дин.
