– Чего хочет Аллах, то бывает, а чего не хочет он, то не бывает! Несравненная Бибигюль, ты пришла сюда сделать покупки или расплескать свою злость, потому что твой кошель пустой? – бросила Фатима.
В пылу перепалки, чтобы обозлить свою соперницу, она, не торгуясь, купила у купца драгоценные благовонные четки, чьи шарики были сделаны с добавлением мускуса и амбры.
– Ручки у моей бирюзовоокой красавицы так нежны, – басом пояснила Фатима торговцу, метя стрелу в Бибигюль, – что только подобные четки могут перебирать ее крохотные пухленькие пальчики.
– Неисповедимы пути Аллаха! – так же торговцу сообщила Бибигюль. – Нежные ручки у служанки!
И потребовала четки еще дороже. Сообразительный купец тут же поднял цену точно таких же на треть.
Тогда Фатима купила украшенную резьбой коробочку и палочку слоновой кости, предназначенных для хранения и нанесения кохла.
Бибигюль в ответ приобрела серебряный кувшинчик для ароматического масла.
Купец был в полном восторге от покупательниц, довольно потирал длинную, крашенную хной бороду и возносил хвалу Аллаху, столкнувшему в его лавке, на узкой дорожке двух дам. Он сделал в этот день такую выручку, которую не делал и за неделю.
Пока Бибигюль прикидывала, не прикупить ли для нужд дома пару-тройку макуков[21]розового масла и тем сразить противницу наповал, Фатима, решившая, что отход с поля боя еще не поражение, решила удалиться.
– Извини, Бибигюль, приятно было поговорить с тобой, но нам пора! По воле Аллаха милостивого, у альмеи времени всегда мало. Надо успеть приготовится к пиру. Люди любят мое искусство, каким наделил меня великий Аллах!
И Фатима с Жаккеттой гордо удалились.
* * *
Наступил вечер.
Покрывало взлетело в руках Масрура и опустилось на Жаккетту. Теперь она была полностью упакована. Рядом злилась уже одетая Фатима.
– Скорее! Масрур, ты ленивая ящерица!
По просьбе очень уважаемых людей города Фатима должна была на пиру показать искусство настоящей альмеи. (Двинуть, так сказать, пэрсиком по правоверным.)
Пользуясь столь удачно подвернувшимся случаем, Фатима решила превратить процесс обучения Жаккетты в наглядный и продемонстрировать, как же правильно исполнять услаждающий сердца мужчин танец.
Масрур взвалил в мешок с финтифлюшками Фатимы, и они втроем вышли из калитки.
Идти было недалеко, в этом же квартале.
* * *
Пир был уже в полном разгаре.
Гости, обрызганные розовой водой[22], расположились в просторном, украшенном арками, резными решетками и занавесками зале.
Сидя на роскошнейшем ковре за маленьким столиками, купцы угощали тощего, вредного на вид кади[23], ради ублажения которого и был затеян весь пир. Фатима считалась гвоздем программы.
В углу трудились музыканты. Бухал барабан, ныла флейта и звенели струны лютнеобразных инструментов.
Фатима лично установила Жаккетту перед удобной щелочкой, откуда хорошо было видно весь зал, и отправилась переодеваться в праздничный костюм.
* * *
… Наконец пришло время небесным гуриям спустится на землю и посетить пир.
Под звуки музыки на середину зала выплыла покрытая тонким, изукрашенным золоченой тесьмой покрывалом, необъятная госпожа Фатима.
Зрители приветствовали ее выход криками восторга.
Фатима затянула воющую песню на одной ноте, сбросила с себя покрывало и осталась только в узкой, собранной складками, безрукавке и огненно-красных шальварах.
Обнаженный живот вываливался из складок ткани, как тесто из квашни. Он нависал над чеканным золотым поясом, украшенным самоцветами; груди и бедра поражали необъятностью.
Круглое, как блин, лицо было ярко накрашено. Расшитая драгоценными камнями маленькая бархатная шапочка кокетливо сидела макушке.
Черные косы альмеи были густо надушены жасмином и украшены золотыми подвесками.
Над столиком пронесся дружный стон восхищения. Некоторые гости даже вскочили на ноги.
Продолжая выть, Фатима принялась медленно раскачивать свой таз, словно тяжелый колокол
Живот, подобный чреву беременной бегемотицы, плескался туда-сюда, гороподобные груди повторяли его движения.
Фатима подчиняла обширное тело ритму музыки и заставляла каждую складочку танцевать свой танец. Вся она ходила ходуном.
Среди мужчин началось оживление, граничащее с экстазом. К ногам бесподобной полетели мешочки с динарами, украшения и жемчужины.
Остальные искусники, забавлявшие гостей весь вечер, зеленели от зависти, но понимали, что таких высот им не достичь.
Почтенные гости, судя по всему, чувствовали себя так, словно уже прошли лезвие аль-Сираха, хватанули струй аль-Кавсара[24]и, сидя у подножия корней дерева Туба, наслаждаются главным достоинством рая – общением с черноокими гуриями.
В душах не очень почтенных звенели отчаянные, отточенные, как дамасский клинок, рубаи Хайяма:
Лунным светом у ночи разорван подол…
Ставь кувшин поскорей, виночерпий, на стол!
Когда мы удалимся из дольнего мира,
Так же будет луна озарять этот дол.
К черту пост и молитву, мечеть и муллу!
Воздадим полной чашей Аллаху хвалу!
Наша плоть в бесконечных своих превращеньях
То в кувшин превращается, то в пиалу.[25]
Слышал я, что в раю, мол, сады и луга,
Реки меда, кисельные, мол, берега.
Дай мне чашу вина! Не люблю обещаний.
Мне наличность презренная дорога.
Веселись! Невеселые сходят с ума.
Светит вечными звездами вечная тьма.
Как привыкнуть к тому, что из мыслящей плоти
Кирпичи изготовят и сложат дома?
Лучше пить и веселых красавиц ласкать,
Чем в постах и мотивах спасенья искать.
Если месту в аду для влюбленных и пьяниц,
