Дженифер направилась к отелю. Двигалась она с трудом, как смертельно раненый человек.
— Саймон, к тебе все это не имеет никакого отношения. Не вмешивайся в мою жизнь… В который раз повторяю: держись от меня подальше.
— Ты идешь к нему в номер?
— Так вот что тебя больше всего волнует! — вспыхнула она. — Раз уж я не досталась тебе, пусть не достанусь никому?
Саймон остолбенел. Столь несправедливого обвинения он совсем не ждал.
— Дженифер, Кортни — никчемный пьянчуга. Он тебя не достоин. Ты могла бы найти себе кого-нибудь и получше… Нет-нет, я не о себе.
— О, Саймон, прости. — Дженифер чуть не плакала. — Напрасно я это сказала. Я не хотела. Я очень тебя обидела, да? Просто… — Она покачала головой. — Нет, я не пойду к нему в номер. И пусть говорит администрации все, что хочет, мне все равно. Эта работа мне и так осточертела. Я чувствовала себя здесь, как птица в клетке. Пусть увольняют, плакать не стану.
Саймон вздохнул.
— Насчет Джима можешь не волноваться. Я с ним разберусь.
— Мне не нужна твоя помощь! Пусть говорит, что ему заблагорассудится! Конни и так знает, кто я на самом деле, а до остальных мне дела нет.
— Расскажи мне, пожалуйста, — попросил Саймон с пылом, поразившим его самого.
— Нет. Я уже сказала: мои секреты не имеют к тебе ни малейшего отношения.
— Господи, какая же ты упрямая!
— Иначе ты бы меня раздавил и не заметил.
В ее словах была своя правда. И Саймон попробовал зайти с другого конца.
— Дженифер, ведь раньше ты совсем не боялась Кортни. Ни когда срезала его с балаганом, ни когда вывернула на него сливки. Но сейчас, когда он угрожал тебе, у тебя вид был не просто испуганный. Безнадежный, отчаявшийся. Убитый.
Дженифер резко повернулась к нему и сбивчиво, судорожно заговорила:
— Неужели с тобой никогда не происходило ничего настолько плохого, отвратительного, что ты не можешь даже думать об этом? Когда ты всякий раз заново переживаешь старое так, точно все это случилось только вчера… Или такому известному и могущественному человеку, как ты, подобные слабости неведомы?
Точно по мановению волшебной палочки Саймон мгновенно перенесся назад, в тот жуткий день, когда умерла его мать. Жалостливые пересуды соседок, брюзжание незнакомой карги-бабки, а в углу он, маленький испуганный мальчик, — одинокий и никому не нужный.
По-видимому, обычно бесстрастное лицо Саймона подвело его. Глаза Дженифер расширились.
— Ты знаешь, о чем я говорю, — медленно произнесла она. — А что было с тобой, Саймон?
Он заставил себя вернуться к действительности — усилием воли выдернул себя из прошлого, из кошмара, что был властен над ним до сих пор.
— Ничего. У тебя слишком живое воображение.
— Не думаю, — покачала головой молодая женщина. — Да что в этом плохого — признать, что и ты человек? Что и тебе бывает больно и плохо?
Саймон не помнил, чтобы за все эти годы раскрывался перед кем-нибудь так, как раскрылся перед Дженифер за последние несколько секунд. И почти ненавидел ее — да и себя — за эту слабость. Мотнув головой, он вернулся к прерванной теме:
— А если Джим и правда обратится в прессу? Ведь отель кишит газетчиками. Даже ходить далеко не надо.
Она сиротливо обхватила себя руками за плечи.
— Вряд ли. С утра у него будет такое похмелье, что он до обеда проваляется в постели, а к тому времени все уже разъедутся.
Но Саймона не обманули ее слова. Она пыталась убедить в этом не столько его, сколько себя саму.
— Он же тебя просто-напросто шантажирует!
— Не устраивай драмы. Мы не на сцене!
— Я не шучу. Именно так все и выглядит.
— Саймон, не преувеличивай. Я устала и хочу домой.
Вид у молодой женщины был и впрямь донельзя усталый. Под глазами пролегли синие тени, губы побледнели, щеки ввалились. Как же ему хотелось утешить ее, обнять, сказать, что все будет хорошо! Похоже, все эти чувства каким-то образом отразились на лице Саймона. Потому что ресницы Дженифер затрепетали, губы приоткрылись — а уже в следующий миг они оказались в объятиях друг друга.
Руки Саймона сомкнулись на тонкой талии. От резкого движения наколка слетела с головы Дженифер, растрепавшиеся волосы теперь лезли ему в лицо, а он жадно вдыхал их слабый, упоительный аромат. Она прижималась к нему пылко, точно к последнему прибежищу, губы ее отчаянно искали его рот. Первое же их прикосновение вновь ввергло Саймона в водоворот неистовой страсти. Он крепче стиснул ее, проникая языком в глубь ее рта. Тая в огне ответной страсти, молодая женщина неловко расстегнула верхние пуговицы его рубашки и скользнула ладонями по груди мужчины.
Саймон застонал от наслаждения, желая в свою очередь ощутить мягкий шелк ее кожи, тяжесть упругой высокой груди в своих ладонях.
— Дженифер, я так хочу тебя, — хрипло прошептал он. — Хочу оказаться с тобой в постели, хочу ласкать тебя всю…
Дженифер отпрянула от него так же порывисто, как совсем недавно упала ему на грудь. Щеки ее заалели.
— Да что же со мной происходит? — пролепетала она, закрывая лицо руками. — Я снова тебя целую, как будто люблю тебя, как будто жить без тебя не могу! О Господи, за что мне такая мука?
Саймон осторожно отвел ее руки. И увидел, как влажно блестят у нее глаза.
— Не плачь…
— Я не плачу! Три года назад я поклялась… — Дженифер осеклась, в ужасе от того, что едва не выдала себя.
— Что произошло три года назад? — спросил Саймон с обманчивым спокойствием, от которого становилось еще страшнее.
Лицо молодой женщины исказилось от боли.
— Саймон, если ты питаешь ко мне какие-то чувства — даже если это всего лишь жалость, — уходи. Оставь меня. Поезжай в Шаннон, в Дублин, куда угодно. Я знаю, точно знаю, ты забудешь меня раньше, чем доберешься до аэропорта. Тебя затянет обычная твоя жизнь, обычные дела и проблемы. А я только этого и прошу: забудь меня…
Дженифер хотела еще что-то добавить, но, видимо, передумала, повернулась и бегом бросилась по дорожке. Саймон не знал, как быть. Кинуться следом — или позволить ей уйти?
Сердце молодого человека рвалось на части. Как же тянуло его к этой непостижимой и прекрасной, ранимой и упрямой, сильной и слабой женщине, что скрылась в ночи!
Саймон несколько раз глубоко вздохнул, заставляя себя успокоиться. Зачем ему все это? Зачем ему тот водоворот страстей, куда его едва не затянуло минуту назад? Прежде всего актер обязан сохранять ясную голову. На память ему тут же пришла Джулия Ламберт, великая актриса из моэмовского «Театра». Влюбившись по-настоящему, безудержно отдавшись своему чувству, несчастная просто разучилась играть, утратила свой талант.
