— Порядочные люди не пристают к чужим женщинам, — с легкостью отпарировал Девлин.
Его раздражала мысль о том, что у Николь сохранились доверительные отношения с этим громилой. Он понимал, что женщины в большей степени, нежели мужчины, нуждаются в том, чтобы поговорить о своих делах, но это лучше делать с подругой или с ним, а не с бывшим бойфрендом, который, судя по всему, все еще безответно влюблен в нее.
— Еще неизвестно, для кого она чужая! — насупился Марк.
Девлин обратился к Николь:
— Пойдем?
Она с трудом сдерживала раздражение, о чем говорили ее плотно сжатые кулаки на столе.
— Иди. Я догоню тебя возле эскалатора, — ответила она.
И снова он был удивлен тем, что Николь не позволила ему распоряжаться собой, и снова проникся к ней невольным уважением. Девлин кивнул и, даже не взглянув на Марка, вышел из-за стола.
Когда Николь догнала его, она была уже одна. Ее глаза не светились счастьем, как он мечтал, в них читались боль и отчужденность. Сама она, наверное, восприняла произошедшее по-другому, но Девлин ни о чем не жалел. Она была его женщиной, и ничьей больше!
— Не надо, — запротестовала она, заметив, что Девлин собирается ей что-то сказать. — Мы обсудим это… у тебя.
Она же раньше говорила: дома! Вечер обещал быть долгим.
Николь увидела, что Девлин вслед за ней въехал на подъездную дорожку. Она выбралась из машины и с ключом в руке направилась к двери, игнорируя Девлина и отказываясь хотя бы в малейшей степени испытывать чувство вины, которое, как он, судя по всему, считал, она должна была испытывать.
— Я пойду переоденусь, — сказала она Девлину, не оборачиваясь.
— А я разожгу камин.
— Как хочешь. — Николь нравилось это выражение, имеющее множество оттенков в зависимости от того, каким тоном его сказать. Оно может означать и презрение, и досаду, и пренебрежение, и даже согласие. Пусть гадает!
Сегодня утром она собиралась отправиться к себе домой, чтобы заняться детской, однако вместо этого перед работой зашла в магазин и купила себе, помимо всего прочего, пару удобных длинных платьев для беременных как раз вот для таких случаев — посидеть у камина.
— Хочешь есть? — спросила она, чтобы отложить разговор.
Сидевший на корточках перед камином Девлин повернул голову и посмотрел на нее через плечо. Николь не знала, почему он настаивал на том, чтобы топить камин дровами, когда в доме есть отопление.
— Я бы не отказался от сэндвича, — ответил он. Николь соорудила ему сэндвич из черного хлеба с беконом и швейцарским сыром, добавила соленого укропа и картошки фри, налила стакан пива. Девлин как раз устанавливал каминный экран, когда она принесла поднос с едой.
— А ты не будешь есть? — спросил Девлин.
— Нет.
— Хорошо выглядишь. Это на тебе что-то новое?
— Да.
Николь не хотелось на него сердиться. Она ожидала его возвращения с большим нетерпением, чем могла себе представить, а он все испортил своим напором и бестактностью. Она поняла, что он все еще не доверяет ей.
Девлин откусил свой сэндвич, а затем неожиданно заявил:
— Мне не нравится Марк.
— Я уже поняла это. Именно Марк или любой другой мужчина?
— Я не видел тебя с другими мужчинами, поэтому не могу ответить на вопрос. Ты сама пригласила его туда?
— Он появился прямо перед окончанием моей смены.
— Без приглашения?
— Без. Он очень волновался. Я не звонила ему с тех пор, как он узнал… про нас. Про ребенка. Я не дала ему мой номер телефона.
— Почему?
Она пожала плечами.
— Николь, почему ты не дала ему номер?
— Думаю, чтобы избегать его.
— Тебе было стыдно?
— Может быть, чуть-чуть.
— Отчего?
— Оттого, что я забеременела, — сказала она тоном, который Девлин, как она считала, должен понять. Ведь глупо в наши дни и в таком возрасте случайно забеременеть.
— Ты смущаешься из-за меня?
Николь пришлось минутку подумать, прежде чем ответить:
— Я не могу тебя понять. Ты говорил, что не скажешь отцу про ребенка в присутствии Марка, но затем поступил именно так. Ты едва знаешь меня, и все-таки показываешь на людях, что я твоя.
— И я тоже не могу.
— Понять меня или самого себя?
— Самого себя. Я стану отцом. И это удивительно. Я уже не тот, кем был раньше.
Николь решила рассказать ему о Марке.
— Марк приехал, чтобы предложить мне стать его женой, если ты этого не сделаешь.
Несколько мгновений Девлин неподвижно смотрел на огонь, затем произнёс:
— Ты, надеюсь, объяснила ему, что в его услугах нет нужды, верно?
— Ты появился как раз в тот самый момент.
— А когда я оставил вас наедине, чтобы вы попрощались?
— Он больше не поднимал этого вопроса. И я тоже.
— Не похоже, что ты из тех женщин, которые дразнят мужчин или дают им напрасную надежду, Николь. Может, ты просто удерживаешь его на поводке так, на всякий случай?
Возможно, он и прав, задумалась Николь.
— Думаю, Марк видит разделяющие нас преграды, — ответила она, обращаясь к камину.
Девлин повернулся к ней.
— В твоей жизни никогда не будет ни одного мужчины, кроме меня.
— Даже если мы так и не полюбим друг друга?
Он колебался, но недолго.
— В жизни есть вещи важнее любви. Да и в семье тоже.
— Твои родители любят друг друга?
— Понятия не имею.
Как грустно. Ужасно грустно!
— А мои родители обожали друг друга. У них была любовь, сильная, надежная, безграничная. Я хочу того же для себя и на меньшее не соглашусь.
— Николь, мы не всегда получаем то, чего хотим. Наши поступки имеют последствия, которые мы должны принимать как данность. Почему из-за нас должно страдать невинное дитя?
— Именно поэтому я здесь, — кивнула Николь, хотя она немного слукавила при этом. Разумеется, ее привлекал и сам Девлин.
— У меня есть кое-что для тебя. — Девлин вынул из-под столика коробку и подал ее Николь.
Коробка не выглядела как подарок, не была украшена бантом, но, судя по ожиданию, написанному на лице Девлина, он собирался подарить Николь нечто особенное. Подарок. Свой первый подарок.
Она сняла клейкую ленту, разорвала упаковку. Внутри оказался красивый белый керамический горшок для комнатных цветов. Николь посмотрела на Девлина, у нее защипало в горле, и на глаза навернулись слезы.
