Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
Аммиан пишет о железных (стальных) мечах, которые гунны, вероятно, получали путем обмена или захватывали у народов, с которыми входили в соприкосновение; в условиях кочевой жизни не могло быть и речи о серьезной работе по металлу; лучники часто использовали костяные наконечники для стрел. В ближнем бою гунны использовали не только мечи, они мастерски владели арканом и сетью, в которую попадали и конный и пеший. Известно, что в старину некоторые северные народы использовали аркан, не имея представления о мече. Когда Созомен рассказывает о гунне, который пытался поймать арканом епископа Феофима (Теотима), примечательно, что у этого кочевника не было меча, хотя был щит.
Но прежде всего гунны были конными лучниками, и самым характерным их оружием были лук и стрелы. Дарко и Латтимор пришли к единому мнению, что превосходство кочевников объяснялось их невероятно мощными луками. Усиленный, или составной, лук степного конника, согласно Латтимору, довольно короткий и сделан из дерева с костяными накладками. В свою очередь, Алфельди утверждает, что гуннский лук не был коротким; типы луков, использовавшихся в Северной Азии, по его словам, как раз очень длинные. Но мы вынуждены не согласиться с подобной точкой зрения, поскольку доказательства Латтимора, непревзойденного знатока степных условий, являются более вескими. Следует помнить, что короткий лук, в отличие от длинного, не мешает езде на лошади. Точность, с которой гуннские лучники поражали противника с помощью своего мощного оружия, не переставала удивлять греко-римских наблюдателей. Аэций, который был заложником у гуннов, стал, как нам известно, «прекрасным наездником и метким стрелком». Римляне старались завладеть этими «скифскими луками», и, когда Вегеций[43]пишет о своих современниках-римлянах, что они «улучшили вооружение конницы по примеру готов, алан и гуннов», он, вероятно, имеет в виду мощный гуннский лук.
Итак, принимая во внимание, что в деле гуннские лошади были по крайней мере не хуже римских, что гунны тоже пользовались доспехами, мы понимаем, что их искусство верховой езды и, главное, невероятная мобильность позволяли получить тактическое и стратегическое преимущество над противником. «Весь народ, – пишет Миннс о степных кочевниках в целом, – готовая армия, быстро приводимая в боевой порядок, способная к неожиданным атакам, дальним набегам. В степи кочевник всегда находится в состоянии боевой готовности».
Однако едва ли римляне долго оставались на положении побежденных. Ральф Фокс пишет, что «сомнительно, чтобы даже военный гений монголов мог когда-нибудь завоевать весь Китай... без помощи всех слоев населения, переполненного ненавистью и презрением к своим развращенным и жадным правителям». Это справедливо и в отношении гуннов и Восточной Римской империи. Зосим пишет, что в 400 году, когда Фракия пребывала в чрезвычайном смятении после поражения и смерти Гайнаса от рук гуннов Ульдина (гунны захватили в плен начальника готских отрядов Гайнаса, бежавшего из Константинополя, убили его и послали его голову в дар императору Аркадию), беглые рабы и «те, кто потерял положение» в римском обществе, объявили, что они гунны, и продолжали разорение Фракии, пока не были разгромлены Фравиттой[44].
Вероятно, эти рабы объявили себя гуннами, поскольку знали, что от одного только слова «гунны» начнется страшный переполох. В то время римляне боялись гуннов больше, чем готы, поскольку им было что терять. Но еще более важно, этот случай ясно показывает нам, что приход гуннов, как и многих других варваров, враждебно относившихся к имперскому правительству, с энтузиазмом приветствовался угнетенными классами: их приход ассоциировался с возможностью сбросить оковы рабства. Знаковым является тот факт, что в 408 году важная в стратегическом отношении пограничная крепость была сдана Ульдину, и, если бы наши источники начала V века были более исчерпывающими, то, вне всякого сомнения, история с Кастра-Мартис оказалась бы далеко не единственной.
По мнению римского правительства, армия находилась в бедственном положении. По общему признанию, Вегеций, как мы помним, поставил в заслугу верховному командованию, что в результате исследования оружия готов, аланов и гуннов было существенно улучшено вооружение конницы; римские кавалеристы получили «скифские» мечи. В «Problemata» («Проблемы») Льва VI[45], который ссылается на Урбиция, а он, в свою очередь, берет за основу накопленный опыт V – VI столетий, мы находим другой пример, имеющий отношение к высшему римскому командованию.
Лев помещает информацию в виде вопросов и ответов.
– Что должен делать военачальник, если вражеская нация будет скифской или гуннской?
– Должен напасть на врага в феврале или марте, когда после зимы вражеские лошади находятся не в лучшей форме.
5
Такой вкратце была материальная цивилизация и военный потенциал гуннов, когда они впервые вошли в соприкосновение с римлянами. Читатель, наверно, отметил, с одной стороны, невероятную бедность и крайнюю примитивность производительных сил гуннов, а с другой стороны, их огромный военный потенциал. Но гунны никогда не могли всерьез угрожать Римской империи в целом в силу их примитивной экономики. Пока гуннские племена и кланы искали воду и пастбища отдельно друг от друга, они могли представлять угрозу только отдельным частям империи. С самого начала эти кочевники, привыкшие с колыбели переносить голод и жажду, стремились взять у империи то, что представлялось им богатством. «В вашей империи, – спустя много лет объяснил гунн Юстиниану, – всего в изобилии, включая, я думаю, даже невозможное». Стремление забрать все, что можно, а если не удается, предложить себя в качестве наемников имперскому правительству или даже отдельным министрам, явилось основой бесконечных конфликтов. Аммиан, похоже, определил единственную причину контактов гуннов с Римской империей, написав, что гунны «пламенеют дикой страстью к золоту» и их сжигает нечеловеческая страсть отнять чужую собственность.
Пришло время обратить внимание читателя, что еще до опубликования сочинения Аммиана события, описываемые им, закончились. В рассказе гетского историка Иордана о гуннах, покоривших остготов, мы находим короля по имени Баламбер, предводителя гуннов в годы, предшествующие битве при Адрианополе. Можно с уверенностью сказать, что Баламбер никогда не существовал; готы придумали его, чтобы объяснить, кто их покорил. Однако в то время гунны добились огромной победы: они покорили, как мы знаем, «большую часть» остготов. Из этого следует, что эти гунны обладали большей силой, чем любое из их племен. Гуннская армия приблизительно в тысячу человек не могла бы победить подряд Эрманариха, Витимира и Видериха. В данном случае мы, похоже, имеем дело с объединением группы племен. Читая Созомена, может показаться, что первые незначительные нападения на остготов совершали силы гуннского племени и, когда это оказалось прибыльным делом, племена объединились, чтобы перейти в генеральное наступление. Но подобный союз мог существовать только недолгое время, поскольку мы ничего не слышали о совершенных им впоследствии подвигах. Кроме того, Аммиан является великолепным источником, и его недвусмысленное заявление, что у гуннов не было королей, не позволяет нам утверждать, что было несколько «Баламберов», или более одного союза.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
