Но они не поют. Артеди продолжает, перейдя к следующей рыбе, стеклянной камбале, выловленной в Тронхеймсфьорде.
Снаружи хлынул дождь. Артеди не обращает внимания. Поднимает рыбину, подносит к лицу Линнея. Открывает-закрывает рыбий рот.
Артеди из сада уехал, он снова на пути в Амстердам. К Линнею заходит Лёвберг.
— Он оставил это мне, велел передать после его отъезда.
Линней пристально рассматривает растение, живое, в горшке. И не одно, там есть еще несколько растеньиц поменьше. Ярлычок с надписью гласит: Hort.Cliff.89. Из сада Клиффорда.
Указано и место произрастания: Habitat in Libano. Ливан, стало быть.
Линней видит, растение явно из зонтичных. Но вид незнакомый.
— Садовник! — зовет Линней.
Ему хочется рассказывать, утверждать, хочется триумфа. Но садовник чем-то расстроен, и все отменяется. Садовник показывает Линнею свою ладонь. Она усыпана черными пятнами неправильной формы, с желтой каемкой по краям.
— Ничего не чувствую, — говорит он.
Линней видит, как пятна расползаются по изнанке Садовниковой рубахи.
— Ничего, — говорит и Линней.
Он имел в виду переспросить, но слышит, что вопроса не получилось.
— Мне сейчас не до грабель, — говорит садовник. — Не до работы.
Все еще июнь. Линней в поле. Ночь. Он зовет:
— Красуля! Пружинка! Лилия! Цветочек! Любимица! Розочка!
Но ничего не происходит.
Лёвберг устраивает г-ну Мисса хорошую трепку, после чего тот исчезает из Хаммарбю. Линней призывает Лёвберга наверх, к себе в кабинет, благодарит.
— Мошенник может играть свою роль сколь угодно хорошо, — говорит Линней, — но в конце концов его настигает расплата.
Лёвберг отвечает, что с удовольствием передаст благодарность и своему помощнику.
— Помощнику?
— Брубергу. Шустрый малый. Живет в сарае с граблями. У тебя наверняка будет оказия повидать его.
Линней хворает, кричит от боли, бросается на пол, мечется туда-сюда, словно его палит огнем, бьется о стены. Рот перекошен, язык до крови искусан, временами он теряет зрение.
Эта ночь непроглядно черна. Швед ковыляет домой — от аптекарского стола на Хаарлеммердейк в направлении Брауверстраат, к своему жилью на Вармусстраат, что возле Ниувебрюгстеег. Он как бы на грани меж хмельным угаром и болезненной дурнотою. Ни зги не видно. На мосту через канал Херенграхт с обеих сторон веет легкой прохладой — туман поднимается от воды, холодит кожу одинокого пешехода. Он чувствует рвотный позыв. Опирается на ржавый столб. Идет дальше, в добром настроении, — ему полегчало.
Воздух чист. Через час взойдет солнце.
Бруберг насвистывает какой-то мотивчик. Красит сарай в зеленый цвет. Но это не зеленая краска. Это мох, патина, трава, плесень.
Дверь сарая он красит белым. Но это не белила. Это снег, мышьяк, парусина.
Бруберг, передумав, красит дверь в желтый цвет. Но это не желтая краска. Это сливочное масло, моча, солома.
Линней стоит у окна, смотрит на Бруберга, слушает его трели. Тоже пробует насвистывать.
Артеди мертв.
Его нашли на рассвете, холодного, утонувшего.
Линней со студентами в саду. Лупа, карандаш. На земле горшок с артедиевским растением, зонтичным из Ливана. Лёвберг с лопатой, вскапывает грядку. Линней студентам:
— Соцветие головчатое. Срединные цветки без пестиков. Плоды из-за мелких чешуек шершавые.
Линней пишет на ярлычке, обернутом вокруг стебля. Лёвберг заканчивает работу, делает шаг в сторону. Линней, присев на корточки, сажает в землю и большое растение, и те, что поменьше.
— Мы назовем его Artedia squamata, чешуйчатая. Из Каменистой Аравии.
Лёвберг поливает посадки из зеленой лейки.
Гладкая ткань, морщинки на ней, четыре кроватные ножки, три подушки в изголовье, он останавливается у изножия, прежде чем совершить этот единственный бросок, — бросить и увидеть результат, два возможных результата, орел или решка, и он бросает, и видит результат, и бросает снова, монета падает на гладкую ткань, на которой возникают морщинки, и кажется, будто принято решение, но часы на стене все те же, и лампа, и лупа, и обои, и ноги на полу, собственные его ноги, несущие тело, что бросает монету, а она летит вверх, все выше, и падает.
Вон идет зверь, прямиком из ловушки, выбирается из железной хватки капкана. Это медведь; чтобы утаить место своей лежки, хитрецы медведи проходят изрядные расстояния задом наперед, потом отпрыгивают на три-четыре метра вбок и так ускользают от преследователя.
Стук в дверь. Входит Руландер, бледный, усталый. Садится, ссылаясь на дурноту. Линней дает ему воды. Руландер бормочет:
— Адлер умер от горячки на побережье Явы. Берг скончался в Суринаме. Берлин — на борту «Делоса», в Гвинейском заливе. Фальк ножом перерезал себе горло, а потом пальнул из пистолета себе в голову, умер в Казани, на юге России. Келер, наполовину парализованный в Италии, кое-как вернулся домой, пешком, он еще жив. Форссколь умер от горячки в Йемене, в горном селении Йерим. Мартину ампутировали ногу, на Севере, средь ледяных гор, он еще жив. Хассельквист скончался от чахотки в деревне Багда, под Смирной. Суландерумерот кровоизлияния в мозг, в Лондоне. Лёфлинг- от горячки, у миссионеров в Мереркури, Новая Андалузия. Турен умер на острове Пуло-Кондор, недалеко от Китая, в тридцать семь лет.
Линней:
— А ты сам?
Руландер запрокидывает голову, прижимает к носу платок:
— Вернулся на родину после недолгого пребывания в Суринаме, с душевной болезнью.
Линнея мучают нервные спазмы. Кровеносные сосуды синеют. В мышцах резкая боль. Руки судорожно тянет ко рту. Пальцы жмутся к ладони. Глаза смотрят в разные стороны.
— Я, — говорит Линней студентам, — унаследовал от матери упорный характер, а от отца — немощное тело.
Он чувствует, как они на вытянутых руках поднимают его высоко в воздух и кричат «ура!». Они почитают его, чествуют, угощают терновой наливкой, земляникой и сливками.
Июль. Медленно, очень медленно Дитрих Нитцель продвигается по Швеции на север. Через развалины старинного замка Аксеваль, мимо камней со свейскими письменами, по Бровальской пустоши, мимо водопада Халлестрём.
Во тьме готовится очищение, поворот, ожидающий свершения. Он переезжает от одного постоялого двора к другому, всюду расспрашивая о Линнее и его саде.
Нынче утром Лёвберг спозаранку приготовил большую ванну с рассолом. Высыпал туда не один мешок соли, залил кипятком из котлов, а потом долго размешивал здоровенными деревянными мутовками, пока вся соль не растаяла и раствор не насытился.
