– И где ты будешь есть? – спросил Габриэль.
Она слабо отмахнулась:
– Не знаю. Где-нибудь поблизости должен найтись хороший ресторан. – Он слегка повернулся и недоверчиво покосился на нее. – В котором не надо заказывать столик за полгода и платить целое состояние.
Джоли закатила глаза. Неужели он так и не понял, что она бы наслаждалась всем, что его изобретательный ум и умелые руки могут создать, если бы у нее была такая возможность?
Прямые сильные брови Габриэля сдвинулись.
– Тебе не надо платить в моем ресторане. Возможно, я не способен пригласить тебя куда-нибудь, но, putain, – его глаза загорелись странным порочным голодом, – у меня найдется, чем тебя попоточевать.
Габриэль Деланж! Для нее будет готовить сам Габриэль Деланж!
Если она бросится через этот маленький фонтан и поцелует его, будет ли это означать, что она подает ему непонятные сигналы?
Или впервые – однозначные?
– Зачем же отказывать тем, кто уже записан? – выдохнула она скрепя сердце.
Он нахмурился:
– Ты говоришь так, будто хочешь сидеть в зале за столиком.
Неужели сожаление промелькнуло у него на лице?
– А где, вы думали, смогу разместиться? – спросила она в замешательстве. – Там есть бар или что-то в этом роде?
– Я думал, ты сможешь пройти в кухню. – Он засомневался. – Конечно, там не будет очень удобно, – признал он, – и тебе придется есть стоя.
Его кипучая, животная энергия угасла, а руки сжались в карманах джинсов. Он становился все мрачнее, но, казалось, смирился.
– Смогу пройти в вашу кухню?
Джоли зажглась, как утреннее солнце, выскользнувшее наконец из-за столетних зданий и осветившее их маленький альков.
Взгляд Габриэля задержался на ее лице.
– А можно мне делать заметки? А фотографировать? Можно мне будет написать об этом?
Находиться в эпицентре места, где он работает, видеть все, что он делает. Не сдирать кожуру с грейпфрутов, пока не заболят пальцы, а иметь возможность наблюдать.
– Ты можешь делать все, что захочешь, – произнес он медленно. Он не двигался, только его взгляд снова и снова метался по ее лицу. – Я же тебе сказал. Все, что захочешь.
Глава 8
– Так-то ты наслаждаешься отдыхом? – мрачно и невнятно прогромыхал отец, когда она позвонила ему, и трубка замерла в ее руке.
– Я…
– Твои сестры мне сказали.
Его голос болезненно тянулся.
– Но я не… – Джоли остановилась. Конечно, как иначе сестры могут объяснить, почему ее нет рядом с ним в трудную минуту? Ведь ее отцу, стремящемуся к совершенству во всем, да еще и самовлюбленному, так безнадежно не хватает внимания. – Я занимаюсь книгой, папа. Реклама и все такое.
– И ты все подпишешь без меня? – спросил он с обидой в голосе.
Она потерла переносицу.
– Нет. Я… я обещала рассказать местным писателям о том, как пишу о кулинарии. Как устанавливаю контакты с шеф-поварами, как работаю с ними… Я не могу подвести ни их, ни издателя. Я знала, что Эстель и Флер собирались побыть с тобой.
– И никто не пожаловался, что у вас там нет настоящего шеф-повара? – прохрипел он.
– Конечно, они хотели видеть тебя, папа. – соврать получилось довольно непринужденно. – Но именно эта беседа была посвящена только описанию блюд, поэтому мы справились. Я отложу показ до тех пор, пока ты не почувствуешь, что сможешь его провести.
– Пока не почувствую… – Ее отец издал резкий звук, как обычно делал, когда кто-то из его подчиненных клал соус на тарелку в миллиметре от нужного места. – Я же сказал тебе, что не могу проводить такие показы!
«Но это же моя первая кулинарная книга! Это НАША кулинарная книга. Она заслуживает достойной рекламной кампании!»
Джоли прикусила язык. Она не должна расстраивать отца, не хватало только его истерик. Что, если волнение и стресс спровоцируют еще один инсульт?
– Не беспокойся об этом.
Ее взгляд был прикован к белым зонтикам на верхней террасе древней мельницы.
Великие шеф-повара! Общаться с ними невероятно увлекательно. Но иногда просто невозможно.
Может быть, так обычно и бывает: никто не становится великим, не будучи самовлюбленным эгоистом. И никто – возможно, за редким исключением, – не поднялся из небытия и ему не присвоили бы звание великого шеф-повара, если бы он не умел заставить других людей истекать слюной при виде его творений.
– Когда ты вернешься в Париж? – угрюмо спросил отец. – Или я должен переформулировать вопрос и поинтересоваться, вернешься ли ты вообще в Париж? Слишком занята книгой, я полагаю?
– Папа! – Однажды этот эгоцентрик уже потерял жену и дочерей после громкого скандала и трансатлантического развода. Потом лишился одной из своих звезд. А два месяца назад, после инсульта, он утратил и свои профессиональные навыки. Сердце Джоли терзалось из-за того, что он был так несчастен и одинок. Самое страшное – он перестал верить в успех, не полагался более на себя, хотя в этой вере он нуждался больше всего. – Конечно, я вернусь в Париж! Я пробуду здесь еще пару деньков.
Она надеялась, что за два дня уговорит Габриэля отказаться от иска. Может быть, вместо этого тот захочет обратить свою месть на ее обнаженное те… Она хлопнула себя по лбу. Очень сильно.
– Терпеть не могу находиться так далеко от тебя, папа, – сказала она, и ей стало стыдно за эту полуправду. Большую часть жизни она провела вдали от него, а он так почти никогда не был с ней рядом. Но ведь это же мать решила вернуться в Штаты после развода! Знаменитый трехзвездный ресторан отца вряд ли можно было перенести из Парижа вслед за ними. Да и мать, получив полную опеку, вряд ли захотела бы ждать, пока отец раскрутит ресторан в Нью-Йорке, а затем переедет в Литл-Рок, Арканзас, если ей вдруг этого захочется. Бренда Манон с дочерьми вернулась в свои родные места просто потому, что там жили ее родственники, а вовсе не потому, что хотела держаться так далеко от мужа, как только возможно. Но может, все, что ни делается, – к лучшему? Получилось, что родители уберегли дочерей от жестоких сражений друг с другом.
Джоли испытывала муки из-за того, что решила жить своей жизнью именно сейчас, когда ее отец, рядом с которым никогда прежде не было ни одной из его дочерей, так отчаянно нуждался в помощи и заботе.
– Я люблю тебя, папа, – сказала она уверенно, и он тихо вздохнул с облегчением. Ему так было нужно, чтобы люди любили его.
– Спасибо, pucette[51], – сказал он хрипло. – Ты всегда поддерживала меня.
В два часа дня Джоли вошла в переулок. Крепкий темноволосый мужчина с матово-смуглой кожей отступил, чтобы пропустить ее, но она помедлила, потому что ведь это у него в руках был большой ящик с бутылками и, с ее точки зрения, он имел право пройти первым. Кроме того, ни одной женщине не понравится, когда незнакомец такого роста оказывается позади нее в узком переулке. Конечно, такие страхи кажутся немного смешными, поскольку сейчас середина дня, да и поблизости есть множество готовых прийти на помощь людей, имеющих навыки работы с ножом. Но смуглый мужчина только поднял брови и вежливо ожидал, давая ей понять так, как это умеют только во Франции, что он из вежливости не может пройти первым, независимо от того, какой груз он несет. Поэтому первой прошла она. Аромат роз повеял над ней, и она оглянулась в поисках цветущих лоз, но ничего не нашла.
