Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
– У пловцов и баскетболистов самые красивые фигуры, – как-то сказала Варвара Сергеевна.
Сын на эти слова обратил внимание и купил абонемент в бассейн. Три раза в неделю, в любую погоду, он ездил через всю Москву в спортивный комплекс «Динамо». Отношение к собственной внешности у него было самое серьезное, он искренне полагал, что красивым жить легче.
– Почему Вадим такой нелюдимый?! – не уставала восклицать Варвара Сергеевна. Юра внимательно рассматривал брата и приходил к выводу, что все дело во внешности: «Он – некрасивый, поэтому и стесняется!»
– Мам, не дергай его. Такой уж он у нас! – говорил Юра, а за этими словами читалось: «Его можно только пожалеть!» Варвара Сергеевна младшего сына не одергивала.
Повзрослевший Юра теперь не задавался вопросом, насколько близок ему Вадим. Время детской доверчивости, жажды верного защитника и крепкой родственной дружбы прошло. Он обманулся в ожиданиях – как ему казалось, Вадим так и не признал его близким человеком. От старшего брата не исходило никаких теплых импульсов, которые могли бы сохранить Юрин интерес. Если бы Варвара Сергеевна была внимательнее, она постаралась бы объяснить, что дело не в неприязни, а в свойствах характера Вадима. Но она ни разу не произнесла:
– Юра, Вадим – твой брат, просто он так устроен. И, несмотря на его поведение, вы все равно остаетесь близкими людьми.
Варвара Сергеевна сама удивлялась и порой даже обижалась сдержанности старшего сына.
– Как ты предлагаешь с ним иметь дело, если из него полслова не вытащишь иногда, – однажды пожаловалась она мужу.
– Не имей, – отрезал Алексей Владимирович, – веди себя, как мачеха.
Больше Варвара Сергеевна не позволяла себе подобного, но наедине с младшим сыном не могла удержаться от обсуждения Вадима. Юра вступил в заговор не без удовольствия – по всему выходило, что, несмотря на возраст и способности старшего, он, Юрий, оказывался доверенным лицом матери.
Девочки стали обращать на него внимание еще в четвертом классе. Выражалось это в основном в дразнилках, толкании и обидных кличках. В пятом классе в него влюбилась главная отличница класса и скатилась до троек в четверти. По этому поводу заседал педсовет и даже вызывали в школу Варвару Сергеевну.
Ей было приятно слушать, что «мы все видим – мальчик не только способный, но и очень обаятельный. Когда приезжала английская делегация, он читал приветствие, и все были удивлены его произношением, а также свободной и достойной манерой держаться. Но, сами понимаете, возраст… Девочки… Родители…».
Варвара Сергеевна, с одной стороны, понимала абсурдность выговора – как-никак детям по двенадцать лет, а с другой – ее не покидало предчувствие, что всю жизнь Юру буду преследовать подобные претензии. Сделав брезгливое лицо, она сказала:
– Надо как следует воспитывать дочерей!
Педагогический коллектив школы с ней согласился.
Как раз именно до пятого класса никаких особых увлечений или пристрастий у Юры не было.
– Ветряк в голове, – говорил по этому поводу Алексей Владимирович, – просто пропеллер. Сквозняк. Ничего не задерживается.
И действительно, читал Юра мало, а если и читал, то что-то легкое, ничего из прочитанного не запоминал. Любил ходить в кино, но на вопрос, понравился ли фильм, отвечал неизменное: «Не знаю».
– Зачем тогда ходил? – спрашивал отец.
– А делать было нечего.
– В доме что-нибудь бы сделал. Матери помог бы.
– Хорошо, – спокойно отвечал сын, но все равно ничего не делал. Во-первых, мать не позволяла, во-вторых, чтобы что-то делать, нужно проявить хоть какую-то инициативу, заинтересованность. Юра благодушествовал, много и разнообразно рассуждал, но палец о палец не ударил.
А Варвару Сергеевну праздность сына умиляла.
– Творческая натура. С такими надо осторожно. Такие присматриваются, впитывают жизнь, изучают ее. А потом открывается талант, и…
– И они всю жизнь сидят на шее у родителей. – Алексей Владимирович оценивал ситуацию иначе.
В отличие от вечно занятого Вадима Юра слонялся по дому, отвлекал всех болтовней и не мог сосредоточиться на чем-то более пяти минут. Иногда же он вдруг загорался какой-то идеей и мог часами рассказывать, как можно и нужно претворить ее в жизнь.
К всеобщему удивлению, в самом начале одиннадцатого класса Юра увлекся рисованием. Увлечение началось с похода в Пушкинский музей. Веселое, легкомысленное мероприятие, во время которого можно было болтать и заигрывать с девочками, закончилось покупкой альбома русских художников начала двадцатого века. Дома, перелистав книгу, Юра вдруг почувствовал почти физическое желание взять в руки кисть. Казалось, что, будь у него под рукой масляные краски, он тут же бы изобразил вид из окна – старые липы, чугунные фонари и уток-мандаринок на водяном каре прудов. Ждать, размышлять и взвешивать Юра не любил, он поддавался импульсам, а потому на следующее утро обратился к Варваре Сергеевне:
– Мам, дай денег! Хочу купить краски и холсты.
Варвара Сергеевна возликовала и выдала приличную сумму со словами:
– Хочешь, договорюсь со знакомым художником – будет давать уроки?
– Потом, я попробую сам.
Теперь в комнатах пахло олифой, растворителем и масляными красками. Теперь пальцы Юры были испачканы, свет горел допоздна, а вернувшись из школы, он уже не садился обедать с матерью, а спешил дописать то, что не успел ночью. Были забыты друзья и подружки, Варвара Сергеевна умирала от любопытства, но сын не показывал наброски. Наступил день, когда Юрий принес в столовую несколько холстов и расставил их вдоль стены.
– Это что за кляксы? – У Алексея Владимировича не всегда получалось быть деликатным.
– Это осеннее небо в тучах, а по бокам кроны деревьев. – Юра не обиделся.
– Я поняла! Это ракурс снизу. Человек лежит на земле, среди деревьев, смотрит в небо. Так очень любят фотографировать! – воскликнула Варвара Сергеевна.
– Да, мам, ты права.
Несмотря на скепсис отца, Варвара Сергеевна видела, что у сына картина получилась. Она была написана примитивно, но очень верно были переданы перспектива и настроение. Одиночество, которое возникает наедине с огромным небом, Юра выразил через многослойные глубокие облака и уходящие ввысь тонкие ветви деревьев. Было очевидно, что способности у него есть, есть и чувство цвета.
– Юра, давай-ка походи на занятия к Борису Ивановичу, он художник известный, дает уроки редко, но для меня – согласится.
– Мам, потом, позже. – Сын был доволен впечатлением, которое произвело его «творчество». Алексей Владимирович, оставшись наедине с картиной, признался себе, что «он сам бы так нарисовать не мог, а потому, чем черт не шутит, вдруг у сына талант».
В студию художника Юра ходил старательно и даже написал множество этюдов на заданную тему. Самым неприятным занятием для него был рисунок. Тщательность, аккуратность и кропотливость этой работы его раздражали. «Я никогда не буду так рисовать! Каждый рисунок – это настроение, а значит, его можно выразить цветом, мазком, общей экспрессией», – думал он, читая замечания, которые на полях ватмана оставлял ему преподаватель.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
