Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
Косулин вернулся в диагностическое русло, деловито раскладывая карточки с изображением разных предметов: мебель, овощи, фрукты, транспорт, люди и прочее. Это была знаменитая методика «Классификация предметов», созданная корифеями патопсихологии Б. В. Зейгарник и С. Я. Рубинштейн. Методике скоро стукнет полвека, но она до сих пор работает лучше многостраничных тестов с тысячами вопросов. Без преувеличения, это главная методика в арсенале клинического психолога. Она нужна для исследования процессов обобщения и абстрагирования, но дает также возможность анализа последовательности умозаключений, критичности и обдуманности действий, особенностей памяти, объема и устойчивости внимания, личностных реакций испытуемых на свои достижения и неудачи.
Итак, Косулин достал набор карточек с изображением различных предметов, растений, живых существ, перемешал их и передал Косте:
– Разложите эти карточки так, чтобы предметы, которые подходят друг другу, оказались в одной группе.
Психолога интересовало, будет ли Новиков совершать ошибки, характерные для больных шизофренией.
Костя рассматривал карточки. Он устал и начал волноваться. Ему хотелось и дальше рассказывать. Выполнять дурацкие задания казалось унизительным. В конце концов, он не идиот, а учитель! Медленно, не вникая в смысл задания, он перебирал карточки. Попросил повторить инструкцию.
Косулин отметил в протоколе: «В задание входит медленно, инструкцию усваивает со второго раза». Это было странно: для школьного учителя выполнить эту методику проще простого. Все-таки, разозлился Косулин, надо будет осмотреть учителя еще раз, сыроват он пока… О боже, опять трогать эти жуткие ручки!
Между тем Костя тупо перебирал карточки, чувствуя себя неловко. С усилием сосредоточился на задании. Спросил, имеет ли значение цвет карточки. Смущало это обстоятельство в основном пациентов с нарушениями мышления, они часто делили их на две группы: черно-белые и цветные. Это была жирная галочка в шизофреническую сторону. Косулин расстроился. Всегда есть надежда, что в исследовании все будет нормально.
Новиков продолжал раскладывать карточки, правильно выделяя группы – мебель, овощи, фрукты, инструменты, виды транспорта. Неожиданно положил в одну группу красное платье и бутылку от кефира. Начал рассказывать историю из своего детства. Как девочка в красном платье каждое утро ставила на его крыльцо стеклянную бутылку с кефиром. Косулин отметил в протоколе: «При объединении соскальзывает, опирается на субъективные критерии».
После того как Новиков закончил историю про девочку в красном платье, он вернул платье к одежде, а бутылку к посуде. Косулин облегченно добавил: «Чувствительность к ошибкам сохранена». Тут же раздраженно одернул себя: когда так болеешь за пациента, часто косвенно подсказываешь верные решения, а это усложняет анализ результатов.
Разобравшись с классификацией, Косулин предложил Новикову методику «Сравнение предметов». Нужно сравнить пары слов, выделив между ними общее и различное. Среди этих пар есть пары-провокации, несравнимые между собой предметы. Испытуемые «в норме» предпочитали не сравнивать эти пары, для больных шизофренией, как правило, никаких препятствий не существовало. Они могут сравнить все со всем. Правильно сравнив пары «яблоко – апельсин», «озеро – река», «тюльпан – василек», на провокационной паре «молоко – еж» Новиков выделил в качестве общего то, что «они оба убегают». Это была еще одна очень жирная галочка. Находить нестандартные связи между предметами – особенность ненормативной психики. Хотя это показалось Косулину остроумным. Костя сильно устал, но не говорил об этом психологу. Мысль о том, что ему предстоит вернуться в шумное, забитое сумасшедшими людьми отделение, остаться одному, без человека, который слушает и, кажется, даже понимает его шутки, вызывала отчаяние.
Неожиданно он спросил психолога:
– Александр Львович, а вам нравится тут работать?
Косулин завис на неудобном вопросе, пробормотал что-то невразумительное. После чего быстро дописал в протоколе: «В процессе исследования истощается, соскальзывает», – собрал диагностические материалы в папку и попрощался с учителем. Пообещал встретиться с ним еще раз в первый рабочий день после Нового года, чтобы продолжить исследование. Только сейчас до Кости дошло, что Новый год ему предстоит встретить в психиатрической больнице, и опять стало жалко себя до слез.
У Косулина заболело сердце. Учитель опять напомнил что-то важное, больное и любимое. Новиков действительно был похож на погибшего младшего брата психолога – Венечку. Но Косулин пока не осознавал связи. За пределами сознания его накрывало отцовское сочувствие к этому, видимо, сумасшедшему педофилу-непедофилу, бессилие от того, что он бросает учителя одного в ужасной ситуации. Он растерялся, вспомнил утреннее кривляние жены, смешался.
Косулин стремительно покинул отделение Царицы, на этот раз не побрезговав открыть двери самостоятельно – стало плевать на дезинфицирующие тряпки. Он направился в столовую в смешанных чувствах, профессиональная рефлексия не помогала. Новиков больно попал в хорошо защищенные, давно закрытые от посторонних душевные раны Косулина. И, еще не понимая этого, он заметался, побежал за помощью к нам, боевым братьям и сестрам.
Мы тем временем заседали в столовой. Это было наше место и наше время.
Столовая располагается в отдельно стоящем двухэтажном здании. На втором этаже – столовая для больных из дневного стационара, а на первом – частное заведение без названия. Когда-то название было: над входной дверью белой краской было выведено «У Кагановича». А потом белой же краской замазано. Столовая во время обеда принадлежала пациентам, их родственникам, студентам и психологам.
Мы, психологи, остро нуждаемся в совместности. Нам жизненно важно посидеть вместе спокойно, обсудить события дня, пожаловаться на врачей, заведующих, получить профессиональную и дружескую поддержку, рассказать о необычных пациентах. Психологов в больнице работает много, человек сорок, в столовой собираются около десяти. Нельзя с первого взгляда сказать, что объединяет именно нас. Возможно, нежелание растворяться в агрессивно-абсурдной среде, может, особое отношение к своей работе. Кроме того, так проще «не пропасть по одиночке». А пропасть можно запросто.
Система готова быстренько съесть тебя. Два-три года – и наступает профессиональная деформация – такое особое словечко, означающее, что ты вроде такой, как был, только под влиянием своей профессии деформировался, сломался, искривился, оподлился, почти умер. Точное слово и не подобрать, у каждого свое меняется. Ломает то, что системе ты не нужен. Психологов считают чем-то вроде необязательного аксессуара, призванного больше развлекать пациентов, чем лечить.
Лечить – прерогатива врачей. По одной простой причине: у них есть таблетки. Психологи же могут дополнить таблетки неочевидными на взгляд системы вещами – беседами с пациентами. Но современная психиатрия не верит в целительную силу слова и человеческого общения, она верит в загадочные химические процессы, происходящие в мозгу пациента. И слово никогда не сравнится с химией, так уж устроен современный мир, основанный на слепой вере в волшебные таблетки «от всего». Вообще, психиатры впитывают высокомерие по отношению к психологам с молоком матери. Самый страшный грех для них – психологизация, то есть объяснение причин болезни психологическими причинами. Их старательно отучают от этого еще в институте.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
