Келли – налет интеллектуальности. Нравится.
Дервла – загадочная красотка. Нравится.
Лейла – очень соблазнительна, но дура. Не нравится.
Мун – дура и к тому же не очень соблазнительна. Не нравится.
Газза и Джаз нравятся (за исключением интеллектуалов и феминисток).
О Сэлли немного, в основном – негатив. (Примечание: нетрадиционное меньшинство полагает, что С. – безнадежная натуралка. Предпочли бы симпатичного гомика или заводную лесбу.
О Хэмише вообще ничего.
Колридж пролистал вырезки. Оценки большинства публикаций совпадали с выводами «Любопытного Тома». Но в заметках еще говорилось, что дела у «арестантов» идут лучше, чем предполагалось.
«Осевшее суфле вновь поднимается!» – гласил один из заголовков. Газета ссылалась на собственное суждение недельной давности, в котором утверждалось, что никакое суфле не поднимется вторично, не говоря уже о третьей попытке. Это было новостью для Колриджа: оказывается, перед третьей серией программы ходили разговоры о том, что идея себя изжила. Сам Колридж не сомневался, что подобные передачи обречены на успех, и, выходит, ошибался. Газеты свидетельствовали, что многие шоу с шумными и броскими героями из масс, которым пророчили звездную славу, не дожили до исполнения собственных обещаний. В начале недели ожидалось, что новая серия «Под домашним арестом» тоже потерпит крах. Но, несмотря на мрачные предсказания, после семи трансляций выяснилось, что рейтинг тот же, что и у двух предыдущих. Больше всех удивилась сама Джеральдина, в чем откровенно призналась в модной ночной передаче «Клиника».
Колридж вставил кассету в видеомагнитофон и тут же бросился уменьшать звук: с экрана понеслись приветственные визги и вопли ведущей, которая встречала в своей программе Джеральдину. Ее крики наверняка долетели до второго этажа, где спала жена.
– Хай, дорогуша, – радовалась дико крутая послеполуночная ведущая. – Вот вы и разменяли вторую неделю в доме. Нам понравилось!
– Встречаем супертеледаму! – вторил ей такой же дико крутой послеполуночный ведущий. – Мы тебя любим, Джеральдина! Удачи!
– Воггл – настоящий класс! – выкрикнула девушка. – Мы тебя обожаем, Воггл!
– Воггл – душка! Воггл – клевый парень!
– Воггл – это полный улет!
Послышались бурные приветствия. Зрителям Воггл нравился.
– Удивительно, – проговорила Джеральдина, когда шум стих. – Я, конечно, рассчитывала, что он всех разбередит. Но не ожидала, что настолько сильно.
– Он теперь среди самых-самых, – воскликнула ведущая. – Как Деннис-бесенок[19]или Лягушонок Кермит в «Маппет-шоу».[20]
– Тут такое дело: никто бы не согласился с ним жить, но все по полной оттягиваются, наблюдая, как колбасятся другие.
– Воггл – супер!
– Воггл – душка! Отпад! – подхватил ведущий и быстро добавил. – У вас вообще все кайфово. Удачи всей их компашке!
– Bay!
– Но особенно я торчу от Келли. Ей-ей!
– Ты чего! – Девушка ткнула ведущего пальцем под ребра. – Нашел на кого западать! Дервла намного красивее – сто пудов!
– Красивее – согласен. От нее я тоже балдею, спасибо ей за это. Но у Келли… у Келли есть что-то особенное.
– Здоровые титьки?
– Как тебе сказать? Это мужская тема.
Мужчины в студии согласно завопили.
– А что у нас с Дэвидом? Мы его не слишком любим? Скорее наоборот?
– Не слишком, – согласился ведущий.
При упоминании имени Дэвида публика загудела, и режиссер, воспользовавшись ситуацией, вывел на экран прямую трансляцию из дома, где разворачивалось действие шоу «Под домашним арестом»: Дэвид сидел на полу скрестив ноги и играл на гитаре. Он явно любовался собой. Зрители расхохотались.
– Подотри сопли! – пронзительно завопила дико крутая.
Колридж потягивал пиво и смотрел записанный три с половиной недели назад материал. Его поразила жестокость происходящего: человек на экране совершенно не подозревал, что над ним смеялись и потешались. Словно вся страна превратилась в огромный школьный двор, а зрители – в хулиганов-задир.
– Ну ладно, довольно! – У дико крутого ведущего как будто пробудилась совесть. – Я уверен, мама его любит.
– Хвала его мамочке! Только скажите, чтобы он постригся!
– И перестал играть на гитаре.
Интервью продолжалось – стали обсуждать неожиданный успех третьей серии «Под домашним арестом».
– Ты бросила вызов всяким умникам и зубоскалам, и шоу сос-то-я-лось! Это для тебя большое облегчение, Джери. Ну, признайся, что я прав!
– Абсолютно прав, – ответила Джеральдина. – Была бы я мужиком, сказала бы, что поставила на кон все, включая собственные яйца. Сбережения и то, что получила от раздела с Би-би-си. Я единственный постановщик «Любопытного Тома», ребята, и если провалюсь, не на кого будет валить.
– Железная женщина, – пришла в восторг девушка-ведущая. – Вы нам нравитесь. Примите и прочая!
– Именно железная, милочка, – подхватила Джеральдина. – Бросила халявное место на Би-би-си, чтобы заняться этим шоу. И тут все стали ждать, когда я окажусь в жопе.
– Да уж, – скаламбурил дико крутой послеполуночный ведущий. – Коль ушла с Би-би-си, то пощады не проси. Я слышал, тебе прочили место генерального директора? А ты хлопнула дверью!
– Думаю, в конце концов предложили бы. Ну и шут с ним. Я делаю программу, а не целуюсь целыми днями с политиками – такими, как эта задница Билли. Рылом не вышла.
Камера наехала на другого гостя «Клиники» – это был снисходительно улыбавшийся министр культуры Билли Джонс, который согласился засветиться в ночной передаче, осуществляя правительственную стратегию по сближению с молодежью.
– Очень жаль, – хохотнул он, – что у моей задницы нет никаких шансов расцеловаться с такой очаровательной леди, как вы, Джеральдина.
– Скажите, Билли, – вмиг посерьезнела ведущая, – на ваш взгляд, «Под домашним арестом» – супер ТВ или куча дерьма?
– О, «Под домашним арестом» – полный супер и никакого дерьма.
– А как быть с теми, кто утверждает, что наше телевидение деградирует? Что нам нужно больше, ну я не знаю, исторических, что ли, программ? Или классической драмы?
