Значит, принцу остается одно: разыскать дорогу в ратушу,явиться туда и обличить самозванца. Принц тут же решил, что Тому нужно датьнесколько дней на покаяние перед господом богом, а потом повесить, вздернуть надыбу и четвертовать его, по тогдашнему закону и обычаю, как виновного вгосударственной измене.
Глава 11
В ратуше
Королевский баркас в сопровождении блестящей флотилиивеличественно шел вниз по Темзе среди множества ярко освещенных судов. Воздухбыл насыщен музыкой, на берегах реки бушевало пламя праздничных факелов, город,лежавший вдали, был окутан мягким лучистым заревом от бесчисленных невидимыхкостров; над ним высились тонкие шпили, усеянные искрами огней; издали этишпили напоминали длинные пики, разукрашенные драгоценными каменьями. На всемпути флотилию приветствовали с берегов неустанные хриплые крики и несмолкаемыепушечные выстрелы.
Для Тома Кенти, утопавшего в шелковых подушках, эти звуки иэто зрелище были чудом, несказанно великолепным, поразительным. Но на его юныхприятельниц, сидевших с ним рядом, на принцессу Елизавету и леди Джэн Грей, онине производили никакого впечатления.
У Даугэйта флотилия свернула в Баклерсбери по прозрачнымводам Уолбрука (русло которого вот уже два столетия засыпано и погребено подцелыми милями сплошных зданий), мимо ярко освещенных домов и мостов, усеянныхтолпами веселых зевак, и, наконец, остановилась в бассейне, где ныне находитсяБардж Ярд, в самом центре древнего города Лондона. Том в сопровожденииблестящей свиты сошел на берег, пересек Чипсайд и после короткого перехода поСтарой Джури и по улице Бэзингхолл добрался до ратуши.
Том и его спутницы были встречены с подобающей церемониейлордом-мэром и отцами города в парадных пурпуровых мантиях и с золотыми цепямина шее; их повели через большой зал к королевскому столу, помещавшемуся подроскошным балдахином; впереди шли герольды, возвещая о их прибытии, а такжесановники с городским жезлом и мечом. Лорды и леди, назначенные для того, чтобыприслуживать Тому и двум принцессам, стали у них за креслами.
За другим столом, пониже, сидели вельможи и прочие именитыегости вместе с отцами города; члены палаты общин расположились за отдельнымистоликами, расставленными во множестве в средней части зала. Гигантские статуиГога и Магога[17] — старинных стражей города — равнодушно смотрели с высотысвоих пьедесталов на это обычное для них зрелище: много забытых поколенийсменилось у них на глазах. Затрубили трубы, герольды возвестили о начале обеда,и на высоком помосте у левой стены появился толстый дворецкий в сопровождениислуг, несших с величавой торжественностью половину быка, — настоящийкоролевский ростбиф, горячий, дымящийся, ждущий ножа.
После молитвы Том (его научили заранее) встал (а за ним всеостальные) и отпил из огромной золотой «чаши любви», потом передал ее принцессеЕлизавете, та в свою очередь — леди Джэн; а затем чаша обошла весь зал. Такначался банкет.
К полуночи, когда пир был в полном разгаре, толпу угостилиодним из тех живописных зрелищ, которыми так восхищались наши предки. Описаниеего до сих пор сохранилось в причудливом рассказе очевидца-историка:
«Очистили место, и затем вошли граф и барон, одетые, потурецкому обычаю, в длинные халаты из расшитой шелками парчи, усеянной золотымиблестками; на головах у них были чалмы из малинового бархата, перевитыетолстыми золотыми шнурами; у каждого за поясом висело на широкой золотой перевязипо две сабли, именуемые ятаганами. За ними следовали другой граф и другой баронв длинных кафтанах желтого атласа с поперечными белыми полосками, в каждойбелой полоске была алая, тоже атласная; согласно русскому обычаю, они были всерых меховых шапках и сапогах с загогулинами, то есть с длинными загнутымикверху носками (около фута в длину); у каждого в руке был топор. Далее следовалнекий рыцарь, за ним лорд-адмирал и пятеро дворян в малиновых бархатныхкамзолах, низко вырезанных сзади, а спереди — до самых ключиц, причемсеребряные цепочки сплетались у них на груди; поверх камзолов на них быликороткие плащи из малинового атласа, на голове же шапочки с фазаньими перьями —вроде тех, какие носят танцоры, — эти были наряжены по прусскому обычаю. Затемвошли факельщики, числом до сотни, одетые, как мавры, в красный и зеленыйатлас; а лица у них были черные. Потом явились ряженые — в машкерах. Потомвыступили менестрели и стали плясать, а за ними и лорды и леди тоже закружилисьв такой бешеной пляске, что было любо смотреть!»
Пока Том со своего возвышения любовался этой «бешеной»пляской, замирая от восторга перед пестрым калейдоскопом красок, какимпредставлялось ему неистовое кружение разноцветных фигур, вертящихся там,внизу, — оборванный, но настоящий принц Уэльский у ворот ратуши громко заявлялсвои права, жаловался на свои обиды и, требуя, чтобы его впустили, обличалсамозванца. Это забавляло толпу чрезвычайно; все теснились вперед, вытягиваяшеи, чтобы взглянуть на маленького бунтаря, потом стали трунить и глумиться надним ради потехи, чтобы еще больше раззадорить его. Оскорбленный до слез, он всеже стоял на своем, с королевской надменностью бросая вызов толпе. Насмешки непрекращались, новые издевательства язвили его, и он, наконец, закричал:
— Вы, свора невоспитанных псов! Говорят вам, я — принцУэльский! И хоть я одинок и покинут друзьями и нет никого, кто сказал бы мнедоброе слово или захотел помочь мне в беде, — все же я не уступлю своих прав ибуду отстаивать их!
— Принц ты или не принц — все равно: ты храбрый малый, иотныне не смей говорить, что у тебя нет ни единого друга! Вот я стану рядом стобою и докажу тебе, что ты ошибаешься. И, клянусь тебе, Майлс Гендон не худшийиз тех, кого ты мог бы найти себе в качестве друга, не слишком утомив себяпоисками. Дай отдохнуть своему языку, дитя мое, а я поговорю с этими подлымикрысами на их родном наречии.
