мобильником и мурчит:
«М-м-м… Неужели ты, наконец, обратил на меня внимание?..»
Моё внимание и правда сейчас полностью обращено на неё. Чешуйки на шее стали топорщится и сохнуть. Некоторые уже отпали, обнажив сухую сморщенную кожу, больше напоминающую корки. Человеческая кожа между ними сильно покраснела и выглядит заметно воспалённой. Местами на ней мелкой сыпью вздуваются тёмные пузырьки.
«Похоже, у тебя тут какой-то лишай…»
«Что⁈»— Агния отдёргивает мою руку и смотрит с нескрываемым раздражением.
«Сама посмотри…»
Девушка принимается придирчиво рассматривать свою шею. А я — наблюдать за ней. Где-то год назад в подобной ситуации я поднял бы с пола осколок зеркала. Теперь мне проще отрастить лишний глаз на руке. Агния, конечно же, воспользовалась своим смартфоном. Воспринимать технологии в качестве самоочевидного инструмента, буквально, как продолжение себя — это ещё одна из тех человеческих черт, от которых ей придётся избавляться.
«Блин… Стрёмная херня!— наконец, подытоживает она с явным волнением в голосе.— И шо это?»
«Понятия не имею».
«Думаешь, зараза какая-то?»
«Мы способны переварить любой болезнетворный агент. Так устроены…»
«И ты ни разу не болел?»
«После того, как стал таким — ни разу. Но у тебя это появилось точно в том месте, куда попал снайпер… Жалко, что уже не глянешь на пулю…»— рассуждаю я вслух, пока девчонка снова принимается рассматривать себя через камеру телефона.
«Почему нет? Вот же она!»
Неожиданно Агния достаёт из кармана и протягивает на ладони пару металлических осколков.
«Ты зачем их таскала всё это время?»
«Я её из себя вытолкнула, как обычно… А она, похоже, в складки куртки завалилась. Я потом обнаружила. Ну и пихнула в карман. Типа, сувенир».
«Понятно…»— отвечаю я, уже погрузившись в изучение железок, покручивая их в пальцах.
Пуля явно не обычная. Развалилась, словно была чем-то наполнена. На кончике свинцовое утяжеление для улучшения баллистики. Внутри тонкая полость… Как у израильских патронов ЦС 7,62 со слезоточивым газом. И что было внутри налито? Лучше не пробовать и не нюхать.
Поднимаю с пола брошенную «укропами» аптечку. Нахожу целлофановый пакетик из-под бинта. Ссыпаю туда железки, прячу в карман и решаю пока что не волновать девчонку. Просто протягиваю йод для отвода глаз. Нахер он ей нужен, конечно…
«На! Прижги на всякий случай. Думаю, скоро пройдёт».
Она кивает. Вроде успокоилась. Я тоже прикрываю глаза.
Спать… Как там? Одна из человеческих привычек, присущих телу. Забыться сном. И знать, что этим обрываешь цепь сердечных мук и тысячи лишений… Это ли не цель? Уснуть… И видеть сны.
* * *
Стены, покрытые старым белым кафелем. Холодный свет люминесцентных ламп. Под потолком металлические направляющие с крючьями. У входа ностальгический пожелтевший плакат «Схема разруба говядины. ГОСТ 7595−79». Рядом с ним двое. Валерий Семёнович со своей извечной улыбочкой и руками в карманах белого халата. Второй — человек в сером деловом костюме с вкрадчивым голосом. Он кажется знакомым, но как его зовут, я не знаю.
Из-за плотного целлофана, закрывающего погрузочный проём, появляется работник в комбинезоне и противогазе. Выкатывает на середину здоровенную коровью тушу, подвешенную на крюке, и быстро скрывается. Это какая-то бойня. И я пока не понимаю, зачем меня сюда привели.
«Ну-с, больной… Давайте. Проявите себя»,— произносит Валерий Семёнович.
«Что?»— оборачиваюсь я на доктора.
«Ешьте,— спокойно отвечает он, но видит непонимание в моём взгляде и поясняется.— Как недавно в столовой. У вас же получилось».
Я киваю. Делаю несколько неспешных шагов к туше. Ноги в больничной пижаме почему-то не слушаются. Шоркают по полу. В ушах, наверное, от волнения нарастает гул. Сквозь него слышны негромкие реплики.
«Он правда её съест? Прямо сырой?»
«Это не важно. Он не чувствует вкус. Только голод и сытость на простейшем сигнальном уровне. В активном потреблении веществ участвуют все клетки тела. Теоретически сейчас ему даже не нужен желудочно-кишечный тракт…».
Я понимаю, что они хотят увидеть. То же, что позавчера произошло с бутербродом… Я протягиваю руку. Провожу пальцами по холодному чуть влажному мясу. И практически сразу ощущаю сопротивление, словно просовываешь голову в узкий ворот свитера, цепляешься отросшей щетиной. Сквозь кожу наружу лезут чёрные и острые, как иглы, волоски. Они удлиняются, крепко впиваются в плоть, уже не позволяя оторвать руку. Под кожей извиваются и пульсируют их продолжения, похожие на корни или фрагменты грибницы. Эта структура, продолжая увеличиваться разрастаться, вскоре полностью скрывает говяжью тушу, теперь больше похожую на клубок длинных червей. Они активно лезут в предложенное мясо. Растаскивают его на волокна. Переваривают и поглощают, продолжая увеличиваться в длине. Оставляют после себя лишь кости, с которых же больше нечего снять.
Ужасно осознавать, что это не что-то чужеродное. Теперь это часть меня. Это моё новое тело. Это я сам. И сейчас я чувствую, как насыщаюсь и с каждой секундой становлюсь сильнее.
«Потрясающе»,— сдерживая эмоции, вполголоса отмечает неизвестный в сером костюме.
И я с ним полностью согласен. Да, это потрясающе!
Картина меркнет. Всё делается блеклым. Белый кафель расплывается в стороны, куда-то улетает. Остаётся полумрак и тяжёлые бордовые гардины. Такие плотные, что непонятно день сейчас или ночь. Только свет лампы. Массивный стол. Такая же массивная фигура в зелёном кителе. Жёлтые блики на золотых звёздах. Я не знаю, присутствую ли я при разговоре. Но вижу человека в сером со спины. Снова узнаю его. Вернее, его мягкий вкрадчивый голос.
«Согласование действий будет в общих интересах…»
«Мне с вами действия согласовывать?»— возмущается генерал. Я уже не вижу погон, но почему-то мысленно называю говорящего именно так.
«Именно,— усмехается человек в сером.— На других условиях мы всё равно работать не сможем. Обозначаете варианты районов и боевых задач, обеспечиваете безопасные маршруты, транспорт наш, исполнение — тоже. Мы заходим и делаем всю работу. Все аудиовизуальные материалы, созданные в процессе являются объектом авторского права Холдинга до момента их публикации нашей медиасетью. Их вы не касаетесь. Это, как говорится, наш эксклюзив».
«А про военную тайну и цензуру вы ничего, не слышали? Коммерсанты, мать вашу…»
«Не вижу никаких проблем. Ну, да… Вам придётся поменять некоторые правила. Но я ещё раз напоминаю, что по самым осторожным оценкам благодаря применению нашей технологии вы сможете сократить потери личного состава минимум в десять раз».
«Слышал я! Слышал!— раздражённо отмахивается генерал.— Старая песня! Человеческие жизни… Думаете, мне на жизни людей плевать⁈ А десять раз… Это всё ещё проверить надо!»
«Вот и проверите. Согласитесь, провести операцию, не рискуя ни одной человеческой жизнью — это отличная возможность. Дорогого
